Александр Устинов - NEXT. Следующий. Книга 1. Отец — это звучит гордо

— Сколько раз были ремонтники? — спросил Федечка.

— Раз девять, — ответил Санчо, приподнимаясь на цыпочки и пытаясь определить, что там такое развеселило паренька. — Потом надоело звать.

— И каждый раз — по двести? — Розгин завистливо причмокнул. — Все мои подготовительные курсы… Девять раз вас имели, господа, в противоестественной форме!

— Ну не суки, а? — не удержался Александр от столь объективной оценки ремонтной бригады.

— Не матерись при ребенке, — тут же одернул его Лавриков, больно погрузив острый локоть в мясистые телеса соратника. Впрочем, такие физические нападки для Мошкина могли сравниться разве что с укусом комара.

— Они специально фильтр ставили попой вверх, головой вниз, — пояснил Федечка, продолжая свои манипуляции с очисткой сточного фильтра.

Лавр гордо вскинул подбородок и с улыбкой повернулся к Санчо.

— До чего сообразительный парень! — тихо произнес он.

Но Мошкину сейчас было явно не до этого. Бывшего налетчика в настоящую минуту одолевали совсем другие эмоции, далекие от восхищения чьими бы то ни было способностями. Он смачно сплюнул себе под ноги и со скрипом стиснул и без того непрочные зубы.

— Я эту фирму бассейную без твоего, Лавр, приказа взорву! — злобно прошипел Александр.

— Рукастый парень. — Лавриков же, подобно многочисленным персонажам Антона Павловича Чехова, самозабвенно продолжал предаваться излиянию собственных мыслей. — Головастый… Федор! — окликнул он Розгина. — Водные процедуры сразу после еды противопоказаны!

Однако юноша, не обратив должного внимания на отцовские наставления, уже присел на корточки возле разобранного им слива и принялся по новой вкручивать фильтр на свое законное место. Но уже той стороной, какой тому было положено стоять.

Санчо хмуро почесал двойной подбородок.

— А давай из него яму сделаем компостную? — внес он альтернативное предложение, обращаясь к шефу.

— Из кого? — Глаза Лавра испуганно округлились.

— Из бассейна. Баня-то стоит. А так — внуки подрастут, а у тебя перегноя свежего немерено.

Мошкин уже успел подавить в себе гневный настрой по отношению к коварным ремонтникам. Теперь его занимали чисто хозяйственные заботы, характерные для обычного русского человека.

— Чьи внуки? — не сразу врубился в ход его мыслей Федор Павлович.

— Твои. — Александр осторожно кивнул в сторону скрючившегося у водостока Федечки. — Смотри, Аполлон какой. Через год запросто можешь дедулей стать. Тут и компост созреет. Сажай клубнику для внучков — не хочу.

Лавриков тут же скроил суровое выражение лица и вплотную шагнул к своему верному соратнику. Иногда даже тет-а-тет с преданным Санчо он вспоминал о том, что является крупным криминальным авторитетом и что никому не следует разговаривать с ним в столь фамильярной форме. Такое случалось нечасто, но если уж, как говорится, шлея под хвост попала, убегай и прячься.

— Ты, Санчо, не торопись меня отсылать на клубничные грядки! — строго осадил он не в меру разболтавшегося управляющего. — Сам прежде удобрением станешь!

— Да я шучу! — Мошкин виновато улыбнулся, почувствовав, что шутки сегодня явно не к месту. Не в том настроении большой босс.

— А я — нет, — жестко парировал Федор Павлович.

Увлеченные беседой, ни Лавр, ни Санчо не заметили того факта, что за ними уже несколько минут наблюдали посторонние глаза, и притаившийся в тени развесистых деревьев человек озадаченно ловил каждое слово, произносимое собравшейся у бассейна компанией. Сначала Гамлет хотел было выйти и безобидно обнаружить свое присутствие в непосредственной близости от авторитета, но затем передумал. Бесшумно пятясь назад, он совсем скрылся во мраке, а затем, развернувшись, стремительно зашагал в сторону особняка.

Такие моменты в своей жизни он любил больше всего на свете. Что может быть прекраснее, чем сидеть вечером на крылечке с сигареткой в зубах и молча наслаждаться лунным светом, тускло освещающим загородное пространство? Именно этим ежевечерне, перед отходом ко сну, любил заниматься Ессентуки. Он облачался в домашнюю шелковую пижаму и с огромным удовольствием выходил на свежий пьянящий воздух. Как правило, он проводил здесь что-то около часа. Достигал единства с природой и тем самым восстанавливал внутри себя душевное равновесие. Открывавшаяся каждый вечер взору Ессентуки картина умиротворяла его. Чистое звездное небо, уходящие под облака стройные верхушки деревьев… А если добавить к этому еще и легкое дуновение ветерка, сменяющие друг друга звуки природы, то жизнь и вовсе представала совсем в ином свете. В наиболее благоприятном для восприятия.