Олег Рой - Тайный шифр художника

Для этой цели я даже обзавелся очередной технической новинкой – фотоаппаратом «Полароид», позволявшим делать моментальные снимки. Полная автоматика, никаких тебе переключателей, никакого выставления дальности, диафрагмы и выдержки. И самое удобное – даже пленку проявлять не нужно. Нажимаешь на кнопку и получаешь готовую фотографию. Чертовски удобная штука.

В субботу я встал пораньше, чтобы побыстрее отстреляться. Решив не связываться с автобусами, взял такси прямо от дома и в половине десятого уже шагал по центральной аллее Востряковского кладбища. Затеряться среди множества могил было совсем немудрено, и я немного поплутал, пока не нашел, наконец, нужный ряд. И почти сразу же увидел знакомое лицо, глядевшее на меня с одного из памятников.

На цветном керамическом фото Елена была изображена чуть сбоку (кажется, это называется «три четверти»), но я сразу узнал видение из Сандунов – то же выражение лица, та же одухотворенность и какая-то нереальная, неземная красота. И тот же взгляд, нежный, грустный и таинственный, которым она смотрела то ли на зрителя (то есть на меня), то ли на расположенную рядом фотографию мужа. Супругов, как это нередко случается, похоронили в одной могиле, выбитые под снимками надписи сообщали уже известные мне имена и даты жизни четы Темирхан. Больше на черном граните не было никаких надписей, и мне это понравилось. Может, кто-то меня осудит, но с моей точки зрения, во всех этих «Любим-скорбим», «Дорогому супругу от безутешной вдовы» и «На кого ж ты нас покинул» есть что-то показушное. Если жизнь после смерти и существует, то явно не для того, чтобы покойники вставали из гроба и изучали надписи на своих памятниках. Их читают только сами родственники да случайно проходящие мимо – вот такие, как я.

Несмотря на выходной и к тому же по-весеннему погожий день, вокруг было пустынно. Но это и понятно – Пасха и неделя после нее, не помню, как она называется, когда все валом валят на кладбища, уже прошли, а майские праздники еще не наступили. И мне тишина и безлюдье были только на руку, поскольку фотографировать могилу казалось все же как-то стремно и… даже не знаю, как назвать это ощущение, несколько кощунственно, что ли. Будто я нарушал покой Елены или, точно беспардонный журналист-папарацци, хотел сделать ее интимный снимок без ее ведома. Но ничего, еще несколько минут – и все будет позади.

Достав фотоаппарат, я глянул в объектив, ища удобный ракурс, чтоб были видны и снимки, и надпись. Сначала щелкнул их крупным планом, потом решил, что одного такого фото будет недостаточно, нужно еще сделать фото помельче, чтобы памятник был виден весь целиком. Я сделал полшага назад… и на что-то налетел. Точнее на кого-то – из-за моей спины послышался возмущенный возглас, моментально перешедший в не менее возмущенный вопрос:

– Что вы делаете? – Голос был женским, молодым и, несмотря на сердитые нотки, очень мягким. – Зачем вы фотографируете могилу моих родителей?

Я обернулся и чуть не лишился дара речи – передо мной стояла Елена Короткова. Живая, юная, еще более красивая, чем на рисунках и фотографиях. Даже гневное выражение, искажавшее сейчас ее лицо, не портило ее, а украшало. В первую минуту я решил, что сошел с ума, раз стал видеть оживших покойников… И только чуть позже до меня дошло, что это не Елена, а ее дочь. Просто на удивление похожая на свою мать.

– Простите, Виктория, – забормотал я. – Я ничего дурного…

– Откуда вы меня знаете? – перебила девушка. Рассерженное выражение на ее лице сменилось выражением удивления.

М-да. Веселая ситуация, ничего не скажешь…

– Виктория, я сейчас все вам объясню, если хотите… Правда, это будет непросто…

– Но вы все-таки постарайтесь. – Теперь в ее голосе явственно прозвучало ехидство.

Нужно было срочно придумать, как выкрутиться. Неожиданно в сознании всплыла известная фраза, что нападение – лучшая защита, и я решил воспользоваться этой мудрой мыслью.

– Виктория, прежде чем я начну объяснять, можно задать вам один вопрос? – спросил я. Она хмыкнула, но кивнула. – Вот этот снимок вашей мамы, – я указал на керамический овал на памятнике, – сделан с какой-то фотографии?

– Нет, – не задумываясь, ответила она. – С ее портрета.

– Написанного Андреем Зеленцовым? – уточнил я.

– Вы и это знаете? – Теперь и в ее лице, и в голосе было больше удивления и заинтересованности, чем неприязни. – Да, именно им. Они вместе с мамой учились в Суриковском училище, дружили. И он написал несколько ее портретов.