Олег Рой - Тайный шифр художника

– Нет-нет! – поспешил возразить я. – Я вовсе не был шокирован. Не в этом смысле. Удивлен… Может, разочарован – это да, но не шокирован…

– Что ж, я вас понимаю, – кивнул Маньковский.

– Но одна картина меня действительно поразила, – продолжал я свою «дюссельдорфскую историю». – Мне трудно даже объяснить, что это такое было. Я даже думаю, что у меня… Что все, что меня беспокоит, – это из-за нее. Хотя, наверное, это глупость. Обычная картина. Изображено было какое-то здание, может, собор Святого Петра… Я не знаю… Или еще какой-то храм… Но в какой-то момент мне показалось… Вы будете смеяться…

Теперь Маньковский явно слушал внимательно.

– Я не буду смеяться, – величественно ответил он. – Я, знаете ли, ни над чем не смеюсь. Кому-то кажется, что живопись – это просто ловкая мазня красками по холсту или бумаге. Но мы, художники, знаем, что это не так. Мы берем у Бога взаймы эмоцию, настроение, озарение, вспышку и присваиваем это себе. Гениальный художник имеет власть законсервировать для вечности сиюминутность. Так капля смолы консервирует живое существо. – Он коснулся висевшей на груди цепи. Только сейчас я заметил, что украшающая ее подвеска – янтарь со скорпионом внутри. С очень крупным скорпионом, я и не знал, что такие бывают. – В живописи заключена великая сила – ты можешь сделать бессмертным любого человека, любое чувство, можешь отдать его людям или даже… – он осекся и, могу поклясться, бросил взгляд на ту самую картинку на стене. – Но не у всех есть эта власть, – как-то сухо подытожил он и, вернувшись в кресло, деловито спросил: – Так что же вам показалось?

– Мне показалось, – послушно повторил я, – что через картину, словно это не картина, а окно, смотрит девушка. Но не просто девушка, а… такая… такая прекрасная и такая печальная, такая желанная и такая недостижимая… Мадонна и проклятие…

Черт возьми, кажется, я попал в точку! У Маньковского даже взгляд остановился, будто он с трудом сдерживал свои эмоции.

– Мадонна и проклятие… – повторил он чуть дрогнувшим голосом. – Что ж, поздравляю вас, молодой человек. В Дюссельдорфской галерее вы встретились с редким и опасным явлением – оккультной живописью. Вы, случайно, не запомнили имени автора той картины?

– Да ну! – искренне удивился я, игнорируя его последний вопрос. – Неужели такое бывает?

– Всякое бывает, – уклончиво ответил он. – Некоторые художники настолько гениальны, что способны выйти далеко-далеко за грань реальности и встретиться там…

– С дьяволом? – изобразил я заинтересованность, чуть приправленную испугом.

Маньковский скривился:

– Можно и так сказать. Наш мир – это гармония, но есть силы, стремящиеся эту гармонию разрушить… И вы, благодаря этой картине, встретились с ними, можно сказать, лицом к лицу.

– О господи! – прошептал я, старательно изображая испуг. – И чем мне это грозит?

Актерски Маньковский явно был одарен куда больше моего. Той встревоженно-сочувственно-размышляющей мине, которую он скроил, позавидовал бы не только третьесортный артист, но и самая что ни на есть звезда сцены.

– Буду с вами откровенен, – озабоченно проговорил «экстрасенс», – положение у вас непростое. Я бы даже сказал: крайне тяжелое. Подобный контакт с темными силами, в который вы имели несчастье вступить, весьма и весьма опасен, я бы даже сказал, разрушителен для личности. Последствия его непредсказуемы, но всегда негативны. Такие встречи почти всегда чреваты максимально отрицательными последствиями, вплоть до… – и он выразительно замолчал, предоставив лоху-клиенту самому додумать то, что сильнее всего его напугает.

– И что же делать? – пробормотал я. – Неужели это никак нельзя исправить?

Маньковский снова выдержал интригующую паузу.

– Трудно сказать… – проговорил он, наконец. – Боюсь, что ваш случай очень непрост. Хорошо еще, что вы обратились по адресу, именно ко мне, к специалисту по арт-терапии. Никто другой, никакие чумаки и кашпировские вашей беде не помогут, это ясно как дважды два. А вот я… Я бы мог попробовать, но, предупреждаю, это будет непросто. Понадобится не одна встреча и даже не две… И к тому же ручаться за результат я никак не могу.

Никакого желания встречаться с этим типом еще раз (и уж тем более отдавать за это весьма сомнительное удовольствие еще сотню баксов) у меня не было. Но сказать «нет» я, естественно, не мог. После этого только и оставалось бы, что встать и уйти – так и не рассмотрев ту картинку в дальнем углу кабинета. А меж тем интуиция подсказывала мне, что это именно то, что я ищу. И потому я несколько раз выразительно кивнул головой, точно китайский болванчик, стоявший на комоде у моей давно покойной прабабушки.