Николас Фрилинг - Вальпараисо

Все это время Капитан не думал о полиции, а в эти последние несколько часов он забыл и про Фреда, и про Натали. Возможно, это были его самые счастливые часы со времен раннего детства. Даже в первую ночь, проведенную на борту «Оливии», Раймонд не вполне избавился от чувства, что окружающий мир давит на него. Бывали и другие случаи, когда во время плавания он испытывал ту же поглощенность самим собой. Но тогда мешали холод, голод и вечный страх. Страх перед тем, что он не сумеет подойти к берегу. Перед тем, что море и ветер могут сделать с мачтой или рулем. Перед темнотой или скалистым берегом с подветренной стороны. Всегда были какие-то зловещие напоминания о бренности жизни.

А сейчас страх покинул его. Впервые бояться было абсолютно нечего.

И теперь какой-то горластый идиот отвлекает его, мешает сосредоточиться! Задрипанный таможенник, которому, видно, просто нечем больше заняться. За кого они себя принимают? Раймонд, не глядя на них, а наблюдая за морем, вскинул руку и с раздражением отмахнулся.

— Отстаньте, — пробормотал он, на какую-то секунду повернул голову, когда «Оливия» поднялась на гребне волны, и крикнул во все горло: — Отстаньте!

На катере, конечно, не слышали — голос унес ветер, но Раймонда это и не интересовало.

— Чтоб вам потонуть!

Дьявол разрази этого парня, Капитан знал его! Они с полдюжины раз выпивали в одном кафе на Поркероле.

— Чертов сын тоже прекрасно меня знает; неужто ему не хватает ума разуть глаза и отцепиться? — гневно буркнул он.

— Поверните судно! — крикнул старшина-рулевой в громкоговоритель натренированно зычным голосом. Он опустил громкоговоритель и с легким изумлением уставился на фигуру в кокпите маленькой яхты. Парень даже глаз не поднял — такое на его памяти случалось впервые. — Не реагирует на приказ, месье, — без всякой нужды сказал рулевой: офицер стоял рядом и видел все ничуть не хуже.

Конечно, командир катера знал Раймонда и разговаривал с ним на Поркероле. Считал худосочным бедолагой. Размазней. И таможенника возмутило, что этот человек, очевидно совершивший какое-то преступление, имеет наглость игнорировать ясный приказ.

Когда французское патрульное судно требует остановиться, нужно останавливаться. Это вовсе не шутка.

— Думает, мы дурака валяем, — равнодушно сказал офицер. Патрульное судно плелось впереди на самом малом ходу. Без привычной огромной мощи — двести пятьдесят лошадиных сил! — позволявшей катеру легко вспарывать волны, он зарывался носом, что изрядно раздражало.

— Или не понимает по-французски, — предположил старшина-рулевой. — Эти иностранцы…

— Все он понимает! Но раз притворяется недоумком, мы заговорим на языке, который до кого угодно дойдет. Вперед, средний ход! Влепи-ка ему предупредительную по носу с двухсот метров!

Когда катер резко вырвался вперед, Раймонд, увидев это краем глаза, подумал лишь, что его, хоть и с опозданием, узнали. Уснули они там, что ли?

— Внимание! — заговорил вдруг пулемет.

Часто в поезде, когда вы сидите, глазея в окно, убаюканный скоростью и покачиванием вагона, мимо, как будто у самого вашего носа, со скрежетом проносится другой поезд. Пулеметные пули, выпущенные совсем рядом, производят примерно такой же звук и эффект. Даже на море, когда вас одолевают волны, а мистраль гудит у вас в ушах и в оснастке судна, вы невольно вздрагиваете от неожиданности. Но не пугаетесь. Вот и Раймонд не испугался. Вместо этого он пришел в ярость. Настолько, что, будь у него пистолет, стал бы отстреливаться.

— Вот ублюдки — лишь бы курок спустить! Кричат тебе «стоять», как паршивому псу, а если ты не подчиняешься, поливают из пулемета. Это все, что они умеют! Все, на что годятся. Деревенщина! — Капитану пришлось срочно идти бейдевинд перед большой волной, переключив все внимание на море. Он не стал бы поворачивать даже из-за авианосца, а уж тем более из-за какого-то катера с его манией величия.

Таможенники пришли в замешательство, когда Раймонд не обратил на стрельбу никакого внимания. Оружие пустили в ход, чтобы заставить его подчиниться, а он и не подумал это сделать. Парню полагалось очень сильно испугаться. Но вы ведь не боитесь проносящегося мимо поезда? У него другой путь следования. Поезд не врежется в вас. А если бы врезался, то без этого противного, слегка нервирующего звука. Говорят, вы не слышите свиста пули, ударившей вас.

Будь волны чуть поменьше, командир, возможно, рискнул бы поставить катер борт о борт с «Оливией». Но в фарватере, даже если он очень спокоен, суда могут подходить друг к другу лишь с величайшей аккуратностью. Легчайшее, едва ощутимое прикосновение разрушит корпус, хотя сухопутные жители, даже после «Титаника» и «Андреа Дориа», этого не понимают.