Николас Фрилинг - Сфера влияния

Воллек медленно улыбнулся:

— Довольно забавно, что начальник посылает своего подчиненного на такое идиотское задание, намекнув ему на то, что он должен действовать так, чтобы министр внутренних дел не заподозрил о том, что происходит.

Ван дер Вальк скорчил кислую гримасу.

— Я всегда был уверен в том, что за всем этим стоит нечто большее, чем посчитали нужным мне сообщить, — с видимым отвращением вздохнул он. — Я полагаю, что сейчас самое время сделать кое-какой телефонный звонок, а то через час сюда нагрянет компания из Германии. Можно мне еще раз воспользоваться вашим телефоном?

Секретарь из Амстердама был до омерзения учтив:

— Ах, мистер Ван дер Вальк. Благодарю вас за то, что позвонили. Мы связались с мистером Канизиусом. К сожалению, к большому нашему сожалению, он сейчас очень и очень устал от большого количества проведенных деловых встреч. Он просил меня передать вам, что он вам чрезвычайно признателен, и в который раз заверить вас — он понимает, что это абсолютно необходимо, — в его доверии к вам, как к человеку опытному и прозорливому. Он вернется в Амстердам в понедельник. Возможно, тогда вы смогли бы переговорить с ним лично.

Ван дер Валька аж передернуло от приторного голоса, он не смог сдержать раздражения:

— Где он тем не менее? Ситуация сложилась такая, что совершенно необходимо, чтобы он немедленно связался со мной.

— О, уверяю вас, что он это осознает. Он настоятельно просил меня разъяснить вам, что он прекрасно понимает положение вещей в данный момент. — Слащавость стала еще более неприятной и еще более приторной.

Ван дер Вальк оторвал от уха трубку и гневно потряс ею в воздухе, потом снова приложил к уху.

— Где он — просто скажите мне. Он в Париже?

— У мистера Канизиуса дела в Испании, — чопорно сообщил секретарь.

Ван дер Вальк почувствовал, как вздулись вены на его лбу. Он напрочь забыл, что умеет говорить по-французски, и перешел на грубый амстердамский немецкий:

— Послушайте, мистер Купи-Продай, или вы скажете мне немедленно, где я могу разыскать Канизиуса, или, я вам обещаю, завтра же вы будете регистрироваться на бирже труда. Дело касается полиции — вы слышите?

— Мистер Канизиус остановился в «Прэнс де Голль» в Биаррице, — окостеневшим, полным неприязни к зарвавшемуся полицейскому голосом ответил секретарь.

Мистер Воллек, сидевший сложа руки, слабо улыбнулся.

— Бумагомаратель, — выдохнул Ван дер Вальк, кладя трубку. — Ей-богу, я предпочел бы купить пустой стаканчик из-под мороженого, чем еще раз побеседовать с этим субъектом. — Он состроил французу извиняющуюся гримасу. — Тут кто угодно бы не выдержал, знаете ли, а уж немец и подавно.

— Да, порой мы бываем излишне вежливы, — мягко согласился Воллек. — Люди держат нас за представителей департамента, ведающего внутренними налогами. Иногда я вешаю это на дверь. — Он указал на пластиковую табличку с черными буквами: «Осторожно, злая собака».

Ван дер Вальк взял ее в руки и рассмеялся.

Зазвонил телефон.

— Да?.. Пришлите их сюда. — Воллек моментально удалил следы веселья со своего лица. — Немцы, — спокойно сообщил он.

Хайнц Штоссель говорил медленно на хорошем французском с резковатым акцентом, его бледное невозмутимое лицо при этом выглядело довольно внушительным.

— Это комиссар Воллек, полиция Страсбурга, — представил коллегу Ван дер Вальк.

— Мое почтение, — слегка наклонил голову Воллек, повернувшись в сторону герра Швивельбейна.

Мистеру Швивельбейну было лет пятьдесят, его коричневая шевелюра местами успела поседеть, одежда и шляпа клерикала были нейтрально-невыразительными, спокойное лицо, внимательные глаза, во всем его облике еще угадывалась военная выправка. Особенно по виду его плеч, которые явно не привыкли ни сутулиться, ни опускаться, и заметному шраму от пулеметной пули, пересекавшему челюсть и обезобразившему его ухо, которое плохо срослось. И было еще что-то такое выдающееся в его лице, как отметил про себя Ван дер Вальк. В нем было много мужества и стойкости, нет, не такой, как у достойного современного мужчины, а такой, какая читалась на лицах офицеров армии Римской империи, это был человек, который одинаково хорошо умел исполнять и отдавать приказы, человек, который смог бы выдержать испытание огнем, человек, который никогда не потеряет своего мужества, как бы сильно ни пришлось ему страдать. Он спокойно, без лишней суеты, присел на ближайший к нему стул, положил шляпу на колени и стал невозмутимо ждать, когда многоуважаемые господа офицеры из разных стран найдут время на то, чтобы разбить вдребезги мир его семьи, его мир.