Николас Фрилинг: Ать-два!

— Никому в вашем подразделении не должны приходить в голову мысли о лжесвидетельстве, — сухо сказал он. — Вы не находитесь под подозрением. Но мне очень важно, чтобы вы были чисты. У меня к вам много вопросов, как вы понимаете, отвечать на некоторые из них не доставит вам удовольствия.

— Это ваша работа, в конце концов, — проговорил Зомерлюст с грустной покорностью.

Однако что-то настораживало Ван дер Валька. Он знал, что именно.

— Вам будет легче, когда вы узнаете, что с вашей девочкой все в порядке. В данный момент я сам забочусь о ней. Она у меня дома, с моей женой.

Мужчина покраснел. Голландские лица легко краснеют.

— Вы не упомянули о том, что с ней что-то случилось. Я не подумал, что она могла находиться там.

— Все произошло во время обеденного перерыва — но я не говорил вам об этом.

Зомерлюст не стал возражать, что не знал этого.

— Она мне очень дорога, — смущенно сказал он. — Она мне вроде падчерицы.

— Это ни для кого не секрет, я думаю. Она носит фамилию вашей жены.

Не слишком ли легкомысленно он это сказал? Лицо мужчины стало обиженным и подозрительным.

— А я и не делал никогда секрета из этого. Зачем? Я никогда… я предлагал дать ей мою фамилию. Я — ее опекун.

— Ваша жена состояла раньше в браке?

— Не знаю. Не думаю. Это звучит глупо, понимаю. Но я никогда не спрашивал ее. Это был своего рода уговор… я никогда не спрашивал. Господи, какой кошмар, — проговорил он с отчаянием.

— Рут сейчас в порядке, там, где она временно находится. Ей сказали, что ее мама в больнице. Вы согласны с тем, чтобы пока она так думала… пока мы не узнаем больше?

— Наверное. Что тут еще скажешь?

— Я должен спросить о ваших пожеланиях. Ее не станут ни допрашивать, ни волновать — можете положиться на меня.

Теперь Зомерлюст забеспокоился и занервничал.

— Я не знаю… Мне надо подумать.

— У вас есть какие-то родственники, которые могли бы присмотреть за ней?

— Есть… но они не захотят, — нехотя произнес он наконец.

— Понимаю. Ну что ж, пусть все остается так, как есть, столько времени, сколько вы захотите.

— Я не знаю, кто ее отец, — снова проговорил Зомерлюст. — Я не хочу… я не захотел знать. Мы… моя жена и я понимали друг друга. Никаких вопросов не задавали. Так было лучше.

— Вы были с ней счастливы?

— Да. Она была хорошей женой.

— А она была счастлива?

Ответ прозвучал без запинки или агрессивности:

— Да.

— Мне приходится спрашивать о таких вещах.

— Вы думаете, что я мог застрелить ее. Что я не сделал этого, потому что не мог, но мог как-то организовать это? Вы ведь так думаете, правда?

— Это одна из весьма незначительных возможностей, но я думаю не о ней.

— А о какой? — В нем снова вспыхнуло подозрение.

— У вашей жены было много друзей, подруг здесь, в военном лагере?

— У нее вообще не было здесь никаких знакомых. Она терпеть не могла всех этих армейских жен. А почему вы спрашиваете?

— Вероятно, ее застрелил кто-то, кто знал ее и кого знала она, поскольку она впустила этого человека в квартиру. Ее застрелили из специфического оружия — несколько выстрелов, а гильзы военного калибра. Мы еще не знаем — но это был, возможно, какой-то автомат.

Зомерлюст выглядел пораженным.

— Вы думаете, что у нас здесь есть такое оружие?

— Не знаю. Мне говорили, что вы — инструктор по оружию, — осторожно произнес он.

Но Зомерлюст казался ошеломленным. Возможно, он и был ошеломлен. Шок имеет порой странные проявления. Ван дер Вальк попытался снова:

— Сначала мы проверяем самые невероятные версии. Всякие идиотские предположения… даже вовсе не криминального характера. Ревность, скажем. Но у кого в Голландии имеется подобное оружие или возможность его получить?

— Вы не думаете, что у военных? — Зомерлюст был настроен скептически, как будто речь шла о какой-то садистской сказке.

— Обе версии выглядят одинаково глупо, не правда ли? Что вы убили свою жену непредумышленно в порыве страсти, не заботясь о том, что вид оружия может изобличить вас, или что кто-то убил ее хладнокровно, выбрав оружие, которое могло указать на вас.

Его голос, тихий, безучастный, опустил Ван дер Валька на землю.

— Автоматы, естественно, у нас здесь есть — но вы никогда не сможете вынести их из расположения части. Они находятся под постоянным контролем — их пересчитывают, проверяют, расписываются за них.

— Правильно. Продолжайте и исключите любые глупые идеи.

— Никто тут не был даже знаком с моей женой, — резко сказал Зомерлюст. — Она никогда не приходила сюда… не имела никакого отношения… ей здесь не нравилось.