Николас Фрилинг - Ать-два!

Но тут было не так много об Эстер Маркс. Югославского происхождения, подданная Франции. Родилась в Па-де-Кале. Отец — шахтер. Профессия — медсестра.

Женщина, которая отказывалась говорить о своем прошлом. И брак, который не был одобрен командиром части, где служил Зомерлюст. Похоже, там было что-то, какой-то эпизод, который тяжело отразился на сержанте Зомерлюсте. Он понес наказание за это. Он не был осужден военным судом или еще как-то — незапятнанная репутация, ранения, медаль помогли ему. Но в звании его повышали медленно, и на протяжении всего досье встречались закодированные и написанные на военном жаргоне упоминания о различных непонятных наказаниях. Не очень типичных для тренировочного лагеря по тактическому ядерному оружию. Принятых в английских войсках, но не во французских или германских.

Может быть, это обычная натовская бредятина? Там было полно еще всякой всячины — участие в маневрах со скандинавскими частями, работа, связанная с танками, запоздалое присвоение нынешнего звания, направление в нынешнее подразделение — базовый склад механизированной пехоты. Внимание Ван дер Валька притупилось. Все было слишком неопределенно. Что означает «Не рекомендовано использовать для участия в наступательных операциях на театре военных действий Центральной Европы»? То, что проходило красной нитью через все досье, звучало почти как политическая неблагонадежность. Не было ли это как-то связано с его женитьбой на сомнительной югославке?

Ван дер Вальк подумал, что во всяких досье есть что-то нереальное. Читать между строк было опасно. Половина написанного могла появиться в них по милости глуповатых писарей.

Теперь на его столе лежал технический отчет с большим количеством глянцевых фотографий. Обескураживающе. Ни отпечатков обуви, ни отпечатков пальцев таинственного незнакомца. Эстер Маркс мирно готовила обед, когда ее занятию помешали и устроили настоящую бойню. И это все, что можно было извлечь из исчерпывающего анализа. Отвратительная бойня.

Пришло время прекратить работу и встретиться с прессой. Сенсационность привлекла внимание целой толпы, бурлящей в приемной. Двое или трое фоторепортеров с надеждой запечатлели на пленке появление комиссара.

— Заявление, заявление!

— Вам всем известны правила. Судебные чиновники не позволяют делать никаких комментариев, способных помешать следствию, которое, к моему прискорбию, едва успело начаться и может оказаться очень продолжительным. Мы располагаем несколькими ценными данными.

— А этот сержант…

— Он убедил меня, что не мог там быть.

— Она не голландка.

— Она югославского происхождения. А разве это имеет значение? Мне так не кажется.

— А что известно насчет оружия?

— Автоматическое.

— Армейское?

— Возможно. Но не натовского происхождения.

— Русское? Чешское?

Как бы он хотел столкнуть этих людей их глупыми лбами.

Ни одного из его детей не было сейчас дома. Наглая обыденность, с которой учащиеся отправлялись в Тунис или в Турцию, сначала пугала комиссара, а потом стала забавлять. С того момента, как дети разъехались по своим университетам и исчезли из поля его зрения, они устремлялись все дальше и дальше, и самый старший сын, который должен был изучать технические науки в Безансоне, небрежно говорил о Ленинграде и Монреале, словно до них было рукой подать. Их полнейшая искушенность и развязная самоуверенность были очаровательно наивными. К своему отцу, который никогда не бывал в Америке, по этой самой причине они относились как к самому отсталому из всех провинциалов.

Арлетт была растеряна. Ей нечем было заняться. Ее прирожденная активность, которую муж характеризовал как готовность «взять такси и ездить туда-сюда», была теперь направлена на деятельность вне дома. Два дня в неделю она работала в местном детском доме и три вечера — в госпитале. Отсутствие каких бы то ни было дипломов злило ее: из-за этого другим предоставляли возможность делать то, с чем она бы справилась гораздо лучше!

— Ну так получи несколько дипломов, — посоветовал ей Ван дер Вальк, у которого были десятки самых идиотских свидетельств. — Это не так уж трудно.

— Я отказываюсь. Я слишком стара, чтобы сдавать экзамены или менять свою религию.

— Ну, тогда принимай это как должное и не ропщи. Отнесись к этому как к бесценному уроку смирения.

— Я пытаюсь, — покорно сказала Арлетт. — Но довольно часто теряю терпение.