Николас Фрилинг: Ать-два!

Можно было бы обратиться к социальному работнику. Это были добрые, живые, опытные женщины. Но общественные институты, какими бы добрыми они ни были, всегда приводят к одному несомненному результату: ребенок замкнется и откажется разговаривать. Девочке десять лет. Что может она знать и что смогла бы рассказать? Внезапно комиссар принял решение:

— Я забираю девочку. — Он чуть не улыбнулся. Облегчение разлилось по лицу этой доброй души, как молоко по чистому кухонному полу.

— Не подумайте, что я не знаю, каков мой христианский долг, комиссар.

— Нет, что вы. Я забираю ее. Прямо сейчас — чем раньше, тем лучше… Госпожа, я приду к вам снова, возможно сегодня вечером. Должен предупредить вас кое о чем. Срочно. Серьезно. Ничего не говорите. Никому, никаким соседям, а особенно прессе. Скажите, что это я так распорядился. — Вообще говоря, он не имел никакого права говорить ей подобные вещи, но это была правильная тактика. «Мне так сказал комиссар» — это придало бы ей значительность и создало иллюзию, что она владеет важными секретами.

Рут, державшая куклу, отнеслась ко всему без всякого интереса, но с мудрой готовностью сделать то, что от нее требовалось. Комиссар разучился разговаривать с маленькими детьми. Дети больше любят строгое обращение, чем когда с ними сюсюкают. Детям нравится знать свое место.

— Надень пальто, Рут. И возьми свои школьные вещи, ты пойдешь со мной.

— Мы поедем к маме?

— Не сейчас. Доктор еще не дал нам разрешения. Я знаю такое место, где заботятся о детях, чьи мамы находятся в больнице, но я хочу отвести тебя к себе домой. Госпожа Паап очень любезна, но у нее много своих дел.

— А как же мои вещи, моя одежда?

— Мы заберем их потом, не беспокойся. Пошли, Рут.

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— Госпожа Паап сказала мне, иначе мне пришлось бы обратиться к тебе так: «Госпожа Макс? Я мистер Ван дер Вальк. Как дела, мадемуазель? Очень рад с вами познакомиться».

Девочка сдержанно засмеялась.

— У нас есть кот, у которого на спинке лампа. Если захочешь, сможешь ее зажечь.

Она не поняла, о чем он говорит — он привык общаться с мальчиками.

— В офис, начальник?

— Нет, ко мне домой. Ты не обедала, — сказал он, обращаясь к сидящей рядом девочке, — но знаешь что? Я тоже не обедал.

— И я, — сказал шофер с чувством.

— Я не хочу есть, — заявила Рут.

— Да и я тоже, если хорошенько подумать, но, может быть, выпьем по стакану молока. Смотри, вот здесь я живу. Я не больше чем на минуту, Джо. А вот и моя жена. Ее зовут Арлетт. Это французское имя.

— Я знаю. А меня зовут Рут.

— Арлетт, у этой девочки мама в больнице, а папа в отъезде, так что она какое-то время поживет с нами.

— Он мне не папа, а отчим, — спокойно возразила девочка.

— Замечательно, — сказала Арлетт. — Мне как раз очень нужна помощница. Посмотри… машинный аккумулятор сел, мне надо перезарядить его, и у меня лежит куча белья, которое надо перегладить, и обед был испорчен, так что мне надо приготовить вкусный ужин… Ты умеешь готовить, Рут?

— Да. Хотя не очень.

— Но ты сможешь помочь мне, и я буду очень рада.

— Хорошо, только мама будет беспокоиться.

— Я как раз собирался уладить это, — сказал Ван дер Вальк, вынимая из холодильника молоко, как Арчи Гудвин в фильмах о Ниро Вулфе. — Мне надо взглянуть на свои орхидеи, и я позабочусь, чтобы твоя мама не беспокоилась.

Глаза Арлетт посылали световые сигналы, как «ситроен», обгоняющий всех на дороге. Он не понимал, что значат эти сигналы, но Арлетт, безусловно, справится, пока он не сможет рассказать ей большего.

— Совершенно не хочу быть похожим на Арчи Гудвина. — Тем не менее комиссар осушил второй стакан молока и стремительно пошел к своей машине.

В офисе царило оживление, все суетились. Вероятно, как подумал комиссар, по той же причине, какая была и у него: все чувствовали, что дело пахнет широкой оглаской. И в этом нельзя было винить прессу, поднявшую шум. Разве мог кто-то ожидать, что в одном из кварталов муниципальных домов в голландской провинции найдут женщину, в которую всадили семь пуль (неужели это действительно был автомат?)? Ничего столь выдающегося не происходило с ним долгие годы. Был, правда, один случай, с той девушкой в белом «мерседесе», но та просто ударила своего любовника перочинным ножом, хотя, безусловно, воспользовалась бы автоматом, окажись он у нее под рукой. Он усмехнулся. Милая Люсьена, в которую он и сам был глупо влюблен. Интересно, она все еще замужем за своим бывшим боксером? Батареи центрального отопления были, как всегда, раскалены. Комиссар снял пиджак.