Николас Фрилинг: Ать-два!

(генерал Коньи, на пресс-конференции).

5 января 1954 года: «Дьенбьенфу не является укрепленным лагерем. Это — база для наступательных операций»

(генерал Кастри, полевой командир, мистеру Грэму Грину).

11 марта 1954 года: «Пора переходить в наступление… преодолеть страх и страдание»

(приказ вьетнамской народной армии, за подписью Во Нгуен Джиапа).

14 марта 1954 года: «Мы идем к катастрофе, и это моя вина»

(полковник Пиро, однорукий командир лагерной артиллерии, Ланглэ. На следующий день Пиро покончил жизнь самоубийством).

8 мая 1954 года: «Нет, нет, mon vieux [2] Старина ( фр. ). , никакого белого флага. Вы разбиты, а не капитулируете»

(генерал Коньи по радиотелефону из Ханоя Кастри).

Н. Ф.

Ван дер Вальк был недоволен. Неужели обязательно обнаруживать преступления во время обеда? И другим людям тоже пришлось бросить свой обед, а у кого-то, о ком он только что услышал, оборвалась жизнь, не только обед прервался… «Старый занудливый бедолага, занудливый старый бедолага», — повторял он про себя.

Прощайте баклажаны с хрустящей сырной корочкой, запеченные в духовке. Положив трубку, он все еще продолжал держать в руке вилку. Его жена, не сдержавшись, фыркнула. Ван дер Вальк раздраженно швырнул вилку, не усмотрев ничего смешного в своем поведении, и вышел на улицу, на ходу застегивая плащ. Был промозглый серый день с ледяным ветром и непрекращающимся ливнем — на самом деле ничего удивительного, потому что стояла поздняя осень. Но поскольку это была Голландия и поскольку он находился в отвратительном настроении из-за покинутых баклажан, он громко и сердито произнес: «Типичный август». Его никто не услышал, потому что вокруг никого не было.

Ван дер Вальк с минуту постоял на пороге своего дома, стараясь настроиться на работу. Кто-то умер — кто-то, кто так и не пообедал. Патологоанатом тоже, должно быть, с большим сожалением отложил в сторону свою вилку («Хотя, бьюсь об заклад, он не ел баклажаны»). А патрульная полиция?

Ван дер Вальк, полицейский комиссар, руководивший оперативно-разыскной группой, взглянул на свои часы — без двух минут час. Куда запропастилась эта машина? Без всякой видимой причины люди вдруг исчезают, напыщенно подумал он, снял шляпу и снова надел ее, но поглубже, чтобы ее не сорвало порывом ветра. Размокшая картонная коробка с яркой рекламой лакричных конфет неслась по тротуару, едва касаясь поверхности, и замерла в шаге от него. Микроавтобус «пежо» с мигающим маячком на крыше сделал то же самое, и едва Ван дер Вальк успел сесть, как снова полил дождь.

— Куда едем?

Ему сказали по телефону, но это не отложилось в его голове. Он становится глупым стариканом, не только брюзгливым.

— Ван-Леннепвег.

Ну конечно. Пыльный, широкий, скучный проспект на окраине города. Новый квартал, бесконечные ряды муниципальных домов — обиталищ людей. Муниципальное убийство.

Бесполезно расспрашивать шофера о каких-то деталях. Он тоже из числа тех, кому пришлось отложить вилку и нож и с набитым ртом отвечать на телефонный звонок. «Пежо» повернул на Ван-Леннепвег: отвратительно безжизненный, обветшавший, унылый… Продуваемые автобусные остановки на слишком широких, а потому загроможденных небрежно припаркованными машинами, металлическими стойками для велосипедов и рекламными щитами тротуарах. Надписи: «Лимонад «Хироу», «Сигареты «Кабальеро», «Газонокосилки «Вольф», «Штамповка — за час» мелькали перед его глазами, пока машина замедляла ход.

— Здесь.

Он увидел машину «Скорой помощи». Полицейские в форме едва сдерживали человек пятьдесят охотников до отвратительных зрелищ всех полов и возрастов. Увидев Ван дер Валька, зеваки стали перешептываться и подталкивать друг друга локтями. Он с отвращением взглянул на них. Когда, был помоложе, он приходил в такое возмущение, что часто разгонял ротозеев. Но это было довольно бессмысленным занятием, поскольку они тут же, как вода, просачивались обратно. Эти люди получали настоящее плотское удовольствие. Не от чужих страданий, надо отдать им справедливость, и даже не от того, как ловко они затрудняли профессионалам работу. А просто от того, что им случилось оказаться достаточно близко, чтобы не пропустить ни слова и наблюдать за происходящим не хуже, чем по телевизору. Он видел, как они стояли и следили за неподвижным, истекавшим кровью человеком. Он почти ничего не мог сделать. Все они умирали так легко…