Дик Фрэнсис - Испытай себя

Сестра сказала, что меня хотел видеть полицейский, но все посещения запрещены до завтрашнего дня.

Назавтра, то есть в среду, я уже обходился без искусственного легкого, хотя дыхание и было прерывистым. Я сидел в постели с разведенными в стороны плечами и ел суп. По-прежнему увитый дренажными трубками, я что-то говорил, испытывая легкое недомогание. Врачи говорили, что дело идет на поправку.

Против моего ожидания, первым пришел меня навестить не Дун, а Тремьен. Он пришел после полудня, бледный, усталый, постаревший.

Он не интересовался моим самочувствием. Подойдя к окну послеоперационной палаты, в которой, кроме меня, никого не было, он какое-то время смотрел наружу, а потом повернулся и сказал:

— Вчера случилось нечто ужасное.

Я заметил, что его бьет какая-то внутренняя дрожь.

— Что? — участливо поинтересовался я.

— Перкин… — голос его сорвался. Он был в полном отчаянии.

— Присядьте.

Он сел в кресло для посетителей и поднес руку к лицу, так, чтобы я не мог видеть, насколько он близок к тому, чтобы заплакать.

— Перкин, — после некоторой паузы сказал он. — Кто бы мог подумать, что после стольких лет своего увлечения он допустит такую оплошность.

— Что случилось? — спросил я, когда он замолчал.

— Он вырезывал какую-то деталь для своего очередного сундучка… и неосторожным движением ножа перерезал на ноге артерию. Он истекал кровью… пытался доползти до двери… вся мастерская была залита его кровью… пинты крови. Ему и раньше случалось порезаться, но сейчас… Его нашла Мэкки.

— Нет, не может быть, — поразился я.

— Она в жутком состоянии, но отказывается принимать транквилизаторы, чтобы не нанести вред своему ребенку.

Глаза его наполнились слезами, как он ни пытался их сдержать. Чуть успокоившись, он вытащил носовой платок и трубно высморкался.

— Сейчас с ней Фиона. Она нам очень помогает. — Он сглотнул. — Я не хотел говорить вам об этом, но вы бы сами спросили меня, почему не пришла Мэкки.

— Наоборот, хорошо, что сказали.

— Мне уже пора. Я сам должен был сообщить вам эту неприятную новость.

— Да, вы правы. Спасибо.

— Предстоит еще столько горестных забот. — Его голос снова сорвался. — Скорее выздоравливайте. Лошади ждут вас. И мне нужна ваша помощь.

Я был бы рад оказаться полезным, но он и сам видел, что в данный момент от меня не стоило ждать особой пользы.

— Это вопрос нескольких дней, — уверил я его.

Тремьен кивнул.

— Не миновать следствия, — сокрушенно заметил он.

Он еще посидел некоторое время в изнеможении от свалившейся на него ноши, как бы откладывая тот момент, когда нужно будет встать и идти, чтобы вновь погрузиться в заботы. Наконец он глубоко вздохнул, с трудом заставил себя встать с кресла и с вымученной улыбкой вышел.

Замечательный он человек, Тремьен.

Сразу после его ухода появился Дун и тут же приступил прямо к делу.

— Кто в вас стрелял?

— Какой-то мальчишка, игравший в Робина Гуда.

— Мне не до шуток. Я говорю вполне серьезно.

— В меня стреляли сзади. Дун уселся в кресло и изучающе посмотрел на меня.

— Я видел Тремьена Викерса на автомобильной стоянке. Полагаю, он сообщил вам о своем горе?

— Да, это удар для него.

— А вам не кажется, — добавил Дун, — что этот случай — очередное убийство?

— Я не думал об этом.

В глазах моих он заметил удивление.

— Выглядит как несчастный случай, — сказал он с некоторым сочувствием в голосе. — Однако молодой мистер Викерс мастерски владел ножом и всяческими резцами… А после Анжелы Брикел, после мистера Гудхэвена, после этой неприятной истории с вами…

Дальнейшая его мысль так и зависла в воздухе, я же не сделал ни малейшей попытки опустить ее на землю. После некоторой паузы он вздохнул и спросил о моем самочувствии.

— Прекрасно.

— Гм… Он наклонился к своему портфелю.

— Думаю, вам будет интересно взглянуть на это, — сказал он, доставая прозрачный пластиковый пакет и поднося его к свету так, чтобы я мог видеть содержимое.

Стрела, разрезанная на две части.

Одна половинка была чистой и светлой, другая — потемневшей, в бурых пятнах.

— Мы отсылали стрелу на исследование в лабораторию, — своим певучим голосом продолжал Дун. — И в их заключении сказано, что нет никаких видимых свидетельств того, каким инструментом она была изготовлена. Ее могли заточить любым острым предметом, находящимся на территории нашего королевства.

— Да, — согласился я.

— Однако обугливать острие — это явно одна из ваших рекомендаций.