Юлия Латынина - Ничья

На глазах Елены показались слезы, и она отвернулась, чтобы стать против ветра, а когда она повернулась опять, она увидела, что у портика «Капитолия» тормозит семинский «мере». «Мере» остался таким же белым, каким был всегда. Она вздрогнула и шагнула к «мерсу».

Из «мерса» вылез Семин, в короткой дубленке, а с заднего сиденья выпорхнула его жена, в длинной блестящей шубке. Елена. услышала заливистый женский смех, и ветер донес до нее обрывок начатой в машине фразы:

– Как можно жить в вашем Нарыме зимой? Котик, поедем на Новый год в Эмираты, а?

Елена застыла в тени колонны, и Семин прошел мимо нее в тепло отделанного ею клуба, не заметив своей бывшей любовницы, и в этот момент Елена поняла, что она больше не хочет жить, потому что ничего, что она могла бы сделать в жизни, не имеет смысла без Семина.

Под портик «Капитолия» вкатилась еще одна машина, щупленькая, среднего класса «японка», и Елена чуть было не шагнула ей навстречу, а потом сообразила, что делать этого не стоит: здесь, у подъезда, и света было достаточно, и машины ехали совсем медленно, и никто бы ее, конечно, не сбил, а так – только помял бы чуть-чуть.

Елена сделала несколько шагов и оказалась на набережной, в десяти метрах от собственного безмолвного «ниссана». Метель била в лицо Елене, набережная была погружена во тьму, и редкие машины катились по ней осторожно, прощупывая тьму щупальцами противотуманных фар. Елена пропустила первую машину, щупленький «жигуленок», пробиравшийся по улице бочком и на скорости в двадцать километров в час. Вторая машина была «БМВ», но она мигала левым поворотником в знак того, что сейчас свернет к «Капитолию», и оттого двигалась довольно медленно.

Третья машина оказалась то, что надо. Она летела по набережной на немыслимой для ночного гололеда скорости в восемьдесят километров в час, и, судя по яркости габаритов, это был огромный и тяжелый джип. Елена шагнула на середину улицу. Она еще успела заметить внезапно включившийся левый поворотник (джип, оказывается, таки-тоже ехал в «Капитолий»), отчаянный визг тормозов и закрутившуюся волчком угольно-черную громаду, а потом ее крепко приложило о тонированные стекла и черный хром крыла, и Елена провалилась в глубокую воронку без дна.

Елена открыла глаза. Она лежала на широкой двуспальной постели, в светлой комнате с белыми стенами и затянутым в ковролин полом, и если это был рай, то следовало признать, что рай в последнее время стали отделывать как спальню «нового русского». Окно было забрано роскошным узором из заиндевевших снежинок и искрилось на солнце, и сквозь неровное оттаявшее пятно на окне был виден кусочек ослепительно синего неба и закатывающегося за горизонт солнца.

Надо было быть ужасно везучей, чтобы ночью на ледяной дороге броситься под джип, который прет со скоростью восемьдесят километров в час, и остаться в живых. И кроме того, у джипа должен был быть чертовски хороший водитель.

Елена лежала в постели минут пятнадцать, прислушиваясь к собственным ощущениям, а потом нашарила на тумбочке «ленивчик» и включила большой плоскоэкранный телевизор, расположившийся на полу наискосок от кровати. По телевизору показали губернатора, агитирующего депутатов за краевой бюджет, а потом – здание арбитражного суда.

Телеведущий сказал, что сегодня Нарымский краевой суд удовлетворил иск фирмы «Кром-инвест» о введении внешнего наблюдения в компании «Нарымгеологоразведка». Затем на экране показали офис нарымского предпринимателя Виктора Семина, и самого Семина, стоявшего в распахнутой дубленке на фоне ледяной царь-птицы при входе. Корреспондент спросил Семина, правда ли, что за иском «Кром-инвеста» стоит сам Семин, и Виктор ответил, что доходы от нарымской нефти должны оставаться в крае.

Елена поняла, что она не может смотреть телевизор и поскорее его выключила. Она полежала еще немного, а потом осторожно встала, прислушиваясь к собственным ощущениям. Когда она встала, у нее потемнело в глазах, но оказалось, что она вполне может ходить, держась рукой за стенку. Под кроватью отыскались пушистые тапочки, а в сверкающей ванной, соединенной со спальней ослепительно свежий халат.

Елена надела халат и вышла из спальни. Она оказалась в холле второго этажа, широком и просторном. Холл кончался балюстрадой, увитой листьями и цветами, а за балюстрадой, в сквозном эркере, пронизывавшем здание с первого этажа по третий, качались верхушки пальм. Было странно впервые в жизни видеть живую листву серого цвета.