Юлия Латынина - Ничья

У него были сломаны обе ноги, он упал на мостовую и пополз прочь от машины. Он одолел несколько десятков метров, прежде чем подлетевшие менты скрутили его и водворили на носилки.

Это был первый раз, когда нарымские менты могли гордиться, что они поймали на месте участника заказного убийства – хотя бы им в этом помог в дупель пьяный иногородний водитель КамАЗа, отделавшийся, кстати, двумя синяками.

Спустя два часа после убийства Дорофея специальный отряд быстрого реагирования при Нарымском УВД ворвался в офис Сергея Вырубова. Братков, случившихся в здании, впечатали сапогами в пол, а Вырубову завернули руки назад и приложили мордой о наборный паркет. И пока он лежал репой вниз, в кабинет вошел заместитель начальника краевого УВД Всеволод Прашкевич.

– Ну что, допрыгался? – спросил Прашкевич.

– А в чем дело?

– А то ты не знаешь? – усмехнулся мент. – Два часа назад какой-то придурок в ватнике всадил гранату в «БМВ» Дорофея.

– И ты что, огорчен смертью шефа? – спросил Малюта, приподняв голову и прищурив насмешливые серые глаза.

Прашкевич навис над Вырубовым.

– Ты беспределыцик, Малюта, – сказал он. – Ты убиваешь, как кролик срет часто и где хочет. Ты лезешь в бизнес, в который улица никогда не лезла, и сегодня тебе пришел конец. Твой киллер жив. И Лешка Анциферов жив. И они оба показывают на тебя, как на заказчика.

На самом деле Прашкевич врал. Он даже не знал, кто был киллером, и опознать погибшего по тому, что от него осталось, было достаточно затруднительно. Он, правда, опознал другого человека, Алексея Анциферова, одного из быков Малюты. Но сейчас Анциферов лежал в больнице на операционном столе, а когда Прашкевич с начальником СОБРа пришли в больницу, они увидели, что Анциферов в глубокой коме.

Но Малюта всего этого не знал. Место аварии окружили плотным кольцом, остатки машины подчистили и увезли, слухи менты нарочно запускали самые противоречивые, и трудно было понять, живы ли те, кто сидели в «девятке», и если живы, то как себя чувствуют.

– Собирайся, – повторил Прашкевич, – тебя уже ждут на Посадской.

На Посадской находился единственный в городе следственный изолятор.

– Завтра меня выпустят, – проговорил бандит, – а тебя уволят.

Прашкевич уже не мог сдерживаться…

– Тебя выпустят завтра, а пришьют ночью, – рявкнул он.

Камера, в которую определили Сергея Вырубова, была отнюдь не пресс-хата, употребляемая для внушений несознательным арестантам. Это была обычная камера с десятью шконками и двенадцатью подследственными. Четверо из подследственных были почетными рецидивистами, свято соблюдавшими воровские традиции и отмотавшими у хозяина не один срок. Пятый был авторитетный бродяга по кличке Мешок, чалившийся десять лет назад с Дорофеем в одной зоне.

Все они к вечеру очень хорошо знали, что случилось с Дорофеем. Прашкевич позаботился, чтобы тюремная почта загодя оповестила обитателей камеры, что показания против Малюты не то дал, не то может дать только один свидетель, да и тот находится на операционном столе и помрет в любую секунду.

Майор Всеволод Прашкевич провел ночь там, где никто не мог его найти – на даче у старого школьного знакомого. Его отыскали только на следующее утро, когда он явился на работу. В здание УВД ввалилась целая депутация, в которой, как бриллианты в короне, сверкали замгубернатора, курирующий силовые ведомства, и замначальника ФСБ. Как впоследствии донесли Прашкевичу, эфесбешник еще ночью попытался освободить Малюту своей властью, но ничего у него вышло. Начальник Прашкевича был в отпуске, и приказ мог подмахнуть только сам Прашкевич или краевой прокурор: прокурор же был человек опасливый и ставить свои подписи на таких документах обычно воздерживался.

Вся эта публика ввалилась в тесный кабинет Прашкевича, не стесняясь присутствия пары мелких оперов, и эфесбешник взял с места в карьер:

– На каком основании вы бросили в камеру бизнесмена Вырубова?

Прашкевич улыбнулся делегации. Улыбка Прашкевича смахивала больше всего на улыбку бультерьера.

– Какого хрена ты арестовал Малюту? – рявкнул замгубернатора, уже не сдерживаясь.

Прашкевич неторопливо раскрыл бывшую при нем папку.

– Я его не арестовал, – сказал Прашкевич, – я его задержал. На семьдесят два часа. Для выяснения обстоятельств. У меня есть показания о том, что позавчера в гостинице «Восход» была стрелка. На которой смотрящий над краем Дорофей вдрызг разругался с Вырубовым. Суток не исполнилось, Дорофея убили.