Юлия Латынина - Сазан

У Сергея болела рука, и до ужаса хотелось курить. Попросить курева у Гуни Сергей побаивался. Этот, пожалуй, даст сигарету, только не тем концом вставит в губы.

– Слушай, – сказал Сергей, – если Сазан хороший, чего же ты рассказал Давидюку про базу на Варшавском?

– Ага, – сказал Гуня, – когда тебя по яйцам бьют, попробуй не расскажи.

– Терпеливый ты человек, Баркин, – сказал Сергей, – тебя Давидюк по яйцам бьет, а ты говоришь: Давидюк хороший. Разве хорошие люди будут бить тебя по яйцам?

Гуня положил нога на ногу, изогнул голову и принялся изучать подошву на своем ботинке, словно надеясь прочесть там ответ на вопрос мента. Гуня отколупнул с рифленой подошвы недовытертый шматок земли и бросил его в стенку. Шматок ударился о стенку и попал в Сергея.

– Нет, – сказал Гуня, – здесь хорошо. В оранжерее хорошо. Рыбки плавают, и цветы большие-большие, как парашюты.

– Ты бы меня взял в оранжерею, – сказал Сергей, – я бы тебе сажать рассаду помог.

– Это здорово, – сообщил Гуня, – сажать рассаду. Потом задумался и добавил:

– Не, не положено. Скоро Шакуров приедет. А ты прав, ничего они с Шакуровым не сделают.

– Если бы я вернулся в Москву, – сказал Сергей, – я бы арестовал Шакурова.

Гуня некоторое время переваривал эту информацию. Сергей надеялся, что у него не хватит ума сообразить, что изо всех действующих лиц этой истории Шакуров – единственный человек, которого арестовывать совершенно не за что, хотя есть за что убивать. Потому что хотя за Шакуровым водилось много мегабайт всякой гнусности, он всегда держался с наветренной стороны от УК России.

– Это хорошо, – арестовать Шакурова, – сказал Гуня.

И замолчал.

– Так выпусти меня.

– Не. Не положено. Мне Давидюк велел сидеть и самому не выходить.

– Самому не выходить? – изумился Сергей, – Тебя зачем сюда посадили?

– Тебя караулить, – неуверенно предположил Баркин.

– А как же ты отсюда не можешь выйти?

Баркин задумался.

– Смешной ты человек, Баркин. Ты сидишь на чердаке? Сидишь. Выйти можешь? Нет. Тебя зачем сюда посадили? Тебя только по виду посадили караулить меня, а на самом деле тебя посадили под замок. Понятно?

Баркин молчал.

– Они тебя убьют, – сказал Сергей, – неужели ты не понимаешь, что они тебя убьют.

– Точно, – сказал Гуня.

– Неужели ты хочешь, чтобы тебя убили?

– Не, – сказал Гуня, – зачем меня убивать? Разве это хорошо – убивать людей?

Гуня послюнил палец и начал чистить пятнышко на стволе автомата.

– Я могу вылезти в ход, – сказал Гуня, – в оранжерее есть ход. Я рассаду сажал и видел.

– Ход? Куда?

– А черт его знает. Под стену, а может, через озеро.

Сергей вытаращил глаза, и в голове у него завертелось. «Ход из оранжереи? А почему нет? Построил же Севченко коридор между двумя домами? Почему бы ему не выстроить ход из оранжереи, к зданию на той стороне, если он собирается его купить?»

А Гуня вытер автомат рукавом, высморкался и добавил:

– Слушай, я тебя выпущу через ход, а ты арестуешь Шакурова, ладно?

Гуня двигался как во сне. Где-то, наверняка без ведома Давидюка, он накачался дрянью, соломкой или даже пуншем. Он отцепил левую руку Сергея от кровати, и он долго возился с замком в дверях, так долго, что Сергей испугался, что у Гуни нет ключа.

Они спустились по узкой витой лестнице и прошли в оранжерею. В маленьком бассейне бормотал озонатор, и где-то справа мощный прожектор бил за ограду, высвечивая верхушки леса и толстый, намазанный на небо, слой облаков.

Откуда-то – далеко-далеко – раздался лай дежурной овчарки и шум съезжающего в гараж автомобиля – это, вероятно, приехал Шакуров.

– Ну, где твой ход? – спросил Сергей.

Гуня поманил его к какому-то дереву, похожему на гигантский куст пиона с коленчатыми стеблями.

– Смотри, – сказал он.

Сергей стал смотреть.

– Но это не ход, Гуня, – сказал Сергей. – это норка крота. Или землеройки.

– Ну и что? – удивился Гуня, – может, это ход под стеной. Может этот крот даже через озеро переполз.

Сергей поглядел на своего охранника, и ему захотелось смеяться. Это был неплохой ход для постмодернистского романа – бежать из темницы по кротовой норке. Севченко пренебрег постмодернизмом и наверняка не установил в кротовой норке сигнализацию. К сожалению, он, лейтенант Сергей Тихомиров, не был героем постмодернистского романа, а был простым советским ментом, и он не умел лазить по кротовым норам.

Голова Сергея резко и внезапно закружилась. Сергей растерянно сел на землю и, наверное, на мгновение потерял сознание. Он очнулся оттого, что болела рука, а ниже пояса он ничего не чувствовал. «Ноги украли» – подумал Сергей. Он протянул руку и ощупал штаны. Ноги были на месте.