Дия Гарина - Страшная сила

Вряд ли Наташка слышала хоть слово, сказанное Павлом, но не сопротивлялась, продолжая без умолку твердить:

– Ну, пожалуйста, Хуан. Ну, что тебе стоит…

Кубинец в растерянности посмотрел на отца, не зная, что делать.

– Знаешь, Хуан… – Валерий Евсеев задумчиво потер переносицу. – А ведь Павел навел меня на интересную мысль.. Если ты согласишься, мы попробуем их у тебя взять.

– Что взять, папа? – насторожился Хуан, сытый по горло различными медицинскими экспериментами.

– Антитела. В принципе все просто. Этот прием используется при лечении серьезных ожогов. У когда-то обожженного человека берут плазму, и переливают тому, кто обожжен. Полученные с плазмой донорские антитела и сами борются с ожоговой болезнью, и стимулируют выработку собственных антител. Так почему бы не попробовать?.. В нашем безвыходном положении идея не хуже любой другой. Все зависит от тебя Хуан. Для того чтобы Крешин получил хоть какой-то шанс, придется выкачать из тебя литра полтора плазмы. Не за один раз, конечно… Хотя, может быть, ничего и не получится. Ты ведь еще не выздоровел, и концентрация вируса в крови у тебя довольно высокая…

– Хуан, родной, ну пожалуйста! – почти простонала Наташка, обвисая на руках у Павла.

– Да ладно, – окончательно смутился мой брат. – Я ж не возражаю.

Вырвавшись, Наташка начала покрывать поцелуями вяло сопротивляющегося Хуана. Вот как далеко завел бессменную папину помощницу намек на пробуждающееся в груди большое и светлое чувство. Годы ожидания взаимности и робкие искры, проскочившие между ней и Крешиным, привели мою подругу в совершенно неадекватное состояние. Она мешала отцу так, что он прогнал ее с глаз долой, заявив, что переливание сделает сам. Забрав Хуана, он ушел в Крешинскую палату, поручив нам с Павлом грязную, но необходимую работу – упаковку трупов в герметичные пластиковые мешки. В противном случае мы бы просто задохнулись от жуткого запаха. Наташка, вызвавшаяся помогать нам, и тут больше мешала, но мы терпели. А потом, ничтоже сумняшеся, отдали себя в ее руки, которые весьма ловко заштопали нам с Павлом несколько глубоких порезов, оставшихся после тесного знакомства со стеклянным шкафом.

Когда я проснулась в холодном поту от очередного кошмара, электронное табло сообщало всем интересующимся, что сейчас ни много, ни мало – три часа ночи. С трудом поднявшись на ноги, и из последних сил сдерживая порожденные болью нецензурные выражения, я доковыляла до водопроводного крана, и залпом осушила два стакана воды, до отказа пропитанной хлоркой, и еще чем-то медицинским. Потом, по возможности тихо, прошла в Крешинскую палату и совсем не удивилась, застав там отца, что-то пишущего за столом, и Наташку, крепко спящую на стуле возле кровати человека, в которого успела влюбиться меньше, чем за сутки. Никогда не понимала таких женщин. То есть, ни в коем случае не осуждала, но представить себя на их месте совершенно не могла. Ведь любовь – это нечто, рождающее в процессе узнавания. Ну и как, объясните, можно узнать человека за несколько часов? Нет, я не отпираюсь. У меня от первой встречи с Павлом Челноковым тоже токи какие-то побежали, но ведь это совсем другое дело! Чтобы я так бегала за ним… Пока это он за мной бегает и, как я подозреваю, очень скоро догонит.

Я еще немного постояла у кровати, наблюдая за тенями, пробегающими по расслабленному Наташкиному лицу, и грустно улыбнулась, заметив на Крешине цепочку с черной медной монетой. Что ж, Наташка всегда была сторонницей комплексного решения проблемы.

– Может, переложить ее? – шепотом спросила я у папы, даже не поднявшего головы при моем появлении. – У нее же шея завтра не повернется.

– Не надо, – так же шепотом ответил он, отрываясь от писанины. – Иначе она будет вскакивать через каждые пять минут, и проверять, не спала ли у ее Вити температура.

– А она спала?

– Нет, конечно. Но и не поднялась. Хотя, это еще не показатель того, что наш эксперимент удался…

– Можно тебя спросить, пап?

– Спрашивай.

– Почему ты решил попытаться спасти Крешину жизнь? – рубанула я. – Из-за Наташки? Чувствуешь себя ее должником?

– В какой-то мере, да, – задумчиво согласился он с моим предположением. – Но есть еще две причины: мое неуемное любопытство ученого, и надежда выпутаться из этой истории живыми и невредимыми.

– То есть?

– То есть, если Крешин выживет, мы сможем поторговаться с теми, кто остался по ту сторону бетонных плит. А насчет любопытства… Такого эксперимента еще никто и нигде не ставил. Тем более – на людях. Выходит, я буду первым. – Отец грустно улыбнулся, и в свою очередь предложил: – А теперь твой черед отвечать на мои вопросы… На кого ты работаешь?