Ольга Лаврова: Третейский судья

Зато участок - тридцать соток, не слышно, как соседи чихают. Маргарите Николаевне есть где посадовничать - она любит. Только вот воды нет, вода очень глубоко. По углам дома стоят бочки - ждут дождя. А питьевую приходится носить из колодца.

Этим и заняты сейчас Томин со Знаменским: первая забота - натаскать матери воды во все емкости. Часов семь вечера - солнце светит вовсю.

Томин крутит скрипучий ворот, Знаменский принимает ведро.

- Как хорошо, Паша, слов нет! - говорит распрямляясь.

Ведро долго-долго опускается в колодезное нутро.

- До чего я рад, что приехал! Поработаем опять вместе, тряхнем стариной.

- Стариной, Саша, - это если бы с Зиночкой. А так не тройка - пара гнедых.

- Да-а, Зинаида, Зинаида, кто мог ожидать... Последнее письмо я от нее получил прошлым летом... Даже не знаю толком, как все случилось.

Пал Палыч взглядывает на друга. Хочет знать подробности? Что ж, я бы на его месте спросил. Казалось бы, достаточно факта. Нет, нам почему-то интересны детали...

- Я тогда ездил на место, - говорит Пал Палыч. - Двадцать шестой километр Минского шоссе. У самосвала сзади отказали тормоза...

Он рассказывает о том, что тогда увидел и запомнил, и вновь - неведомо в какой раз - переживает то горькое утро. И где-то в середине комкает рассказ: хватит уже Саше, вон как он стиснул ручку ворота.

- Зиночка погибла сразу. Муж остался жив. На похоронах я видел его: голова белая.

- Бедный мужик!.. - Томин спохватывается, что ведро утоплено и пора поднимать. - А помнишь их свадьбу? Как мы на него дулись - глупо вспомнить... Ты тогда вел дело по городской свалке.

- Пока не отстранили.

Они несут воду домой - последние четыре ведра - и о чем-то разговаривают, уже постороннем, стараясь отвлечься от чувства невозместимой потери.

На дорожке к дому Томин делает охотничью стойку над грядкой:

- Паша, я вижу огурец!

- Эка невидаль.

- Сто лет не ел огурца с грядки. Там все парниковое... И укроп! Любимейшая травка!

Он жует огурец вприкуску с укропом.

- Равнение направо, - командует Знаменский. - Эти четыре деревца ни о чем тебе не говорят?

- Елки-палки!.. - вскидывается Томин.

- Это не елки-палки, это яблони.

- Ну да, мы же их втроем с Зиночкой сажали! Перед моим отъездом!.. Вот деревья меня дождались.

Стол накрыт на воздухе. Мать Пал Палыча, Маргарита Николаевна, хлопоча с последними приготовлениями, окликает:

- Павлик, щипни там петрушечки.

И вот все рассаживаются. Пал Палыч разливает водку, Маргарита Николаевна раскладывает закуску.

- Первую, естественно, за встречу! - провозглашает Пал Палыч.

Только начали закусывать, верещит сотовый телефон. Знаменский берет трубку.

- Слушаю. Ну?.. Ну?.. Да вы что, ребята, очумели? В кои-то веки я сел выпить со старым другом. Это все прекрасно подождет до утра, - он принимается за еду. - Саша, наливай.

- Обязательно. Все сказочно вкусно.

- Вы просто соскучились до русской кухне, - улыбается Маргарита Николаевна.

- Вторую за Зиночку, царствие ей небесное, - поднимает рюмку Пал Палыч.

Пьют не чокаясь.

- Сашенька, как вы там живете? - спрашивает Маргарита Николаевна.

- Неплохо, Маргарита Николаевна. Только скучновато. Чего-то в людях не хватает. В отношениях. Трудно определить... Дайте мне еще черного хлебушка, он с наслаждением нюхает ломоть.

- Как вам мама показалась?

- Для своего возраста отлично.

- А как Аня? Прижилась во Франции?

- Нормально. Вот за что я Интерполу благодарен - это за нее. Мне перед назначением велено было жениться. Я взял под козырек и женился. И до того удачно - не нарадуюсь!

- Разве вы не были давно знакомы?

- Были знакомы. Был роман, такой вялотекущий, с перерывами. Только Бог меня надоумил сделать предложение именно ей. Грешным делом, были варианты.

- Сыну сколько уже?

- Четыре. Сейчас фотографии покажу, - Томин лезет в карман пиджака, висящего на спинке стула, пускает по рукам фотографии жены и сына.

- У всех ребятишки, один Павлик бобылем. Я уже не жду, - сетует Маргарита Николаевна.

- Почему это, мать, ты не ждешь? А я, может, намерен. Седина в бороду бес в ребро.

- Вы выпейте за беса в ребро, - говорит Маргарита Николаевна. - А я пойду запускать пельмени.

- Пельмени! - стонет Томин. - Паша, я заночую?

- Конечно.

- Тогда можно расслабиться, - Томин доливает себе и Пал Палычу.

- Положим тебя на Колькиной койке.

- Я его рассчитывал увидеть.

- В отпуске. Усвистал в Карелию. Говорит, это единственное, что осталось от Советского Союза.