Ольга Лаврова - Третейский судья

Коваль усаживает разволновавшегося Мишеньку на скамью, тот все твердит: "Дядя Оег... Пиехай..."

- Как ты живешь, мальчик?

- Хасё... Идиот несясный... Идиот несясный...

- Обижают? - дрогнувшим голосом спрашивает Коваль.

- Жают, - кивает Мишенька. - Кашу отдай, кашу отдай!

- Отнимают кашу?

- Мают, - жалуется большой ребенок, и на глаза его набегают слезы.

Он не был плаксив. Когда всплакнет - Люба пугалась, считая это дурной приметой. Нет, он смеялся, был безоблачным ребенком. И Люба - по-своему мудро - радовалась, что он такой, что не понимает, какова жизнь и каковы люди...

Коваль распаковывает пачку печенья и сочувственно смотрит, как Мишенька ест и улыбается.

- А маму помнишь?

Эх, не надо было спрашивать. Зачем?

- Ма... Ма... Ма хаосия...

- Мама хорошая, - подтверждает Коваль, теперь отступать некуда.

- Ма Лю... - стонет Мишенька.

- Да, мама Люба.

- Де?! - вскрикивает он.

- Где? Далеко.

- Пиехая?

- Нет, Мишенька, не приехала. Мамы нету.

- Ма... нету? Нету? - и заливается уже настоящими горькими слезами.

Ну вот, пожалуйста, довел мальчика до слез. По счастью, есть верное средство. Коваль открывает коробку конфет.

- Фетки! Фетки! - У Мишеньки дух захватывает, он даже в первую секунду не решается взять что-нибудь из красивой коробки.

Но, отведав первую конфету, уже весь уходит в это занятие.

Между тем невдалеке табунится группа разновозрастных больных, созерцая нечастую здесь картину поедания дорогих конфет.

Мишенька замечает их интерес и смущается.

- Гостить... - говорит он, просительно глядя на Коваля. - Гостить?..

Надо же, он в своем убожестве сохраняет щедрость.

- Можно, Мишенька, угости.

Тот идет с коробкой к своим сотоварищам. Конфеты расхватывают мгновенно. И расходятся. Мишенька прижимает к груди пустую коробку. Улыбка во весь рот.

У Катерины отгулы, и ее бы воля - она не вылезала бы из номера Коваля. Ей с ним так хорошо, так интересно, он все время неожиданный. Чтобы иметь лишний повод для общения, она набилась к нему в помощницы на компьютере и бойко управляется с головоломными текстами.

Коваль, разумеется, помнит, что Катерина появилась у него лазутчиком и допускает ее не ко всем документам: надо оберегать коммерческую тайну. Впрочем, к тайнам Катерина и не рвется. Отгонишь от принтера - охотно пойдет в ванную или сядет журналы листать, только бы не спроваживали вон.

При входе в гостиницу швейцар приветствует Катерину с оттенком фамильярности - видно, что она успела стать тут привычной.

Пока девушка поднимается в номер, Коваль кончает бриться. На стук выходит из ванной.

Катерина бросает сумочку, папку и повисает у него на шее.

- Босс прислал документы.

Перелистав папку, Коваль ее захлопывает:

- Опять не все! Твой босс...

Катерина зажимает ему рот и пишет на листке бумаги: "В номере микрофон". Это с ее стороны отважный поступок, она с тревогой ждет реакции Коваля.

- Пойдем пообедаем, - говорит он с обычным своим непроницаемым видом.

По пути в ресторан - в коридоре, в лифте - Катерина спешит повиниться и оправдаться:

- Макс, я его в первый день поставила, этот микрофон проклятый! Я же не знала, как что у нас будет... Я совершенно не ожидала... Думала, мне будет все равно... Если снять - сразу заметят... Меня за тем и послали - микрофон поставить...

- Знаю я, знаю, не волнуйся.

- Знаешь?! - ахает Катерина и умолкает довольно надолго, только все старается поймать его взгляд и понять, как же он все-таки оценивает ее поведение. Ей казалось, что если она с ним спит, то более или менее его понимает. Что - за исключением всяких там деловых обстоятельств по-человечески он для нее вычисляем. И вот те на!

Уже сидя за столиком, снова раскрывает рот:

- Ты все время знал? И не сказал ничего, не обругал?.. Почему ты такой добрый?

- Я не добрый, - усмехается Коваль. - Я умный. Чего хочет твой босс?

- Не знаю... Макс, ты делаешь что-то опасное?

- Надеюсь, нет.

- Имей в виду, босс - страшная сволочь.

Разговор прерывается официантом, принесшим меню, Катерина передает его Ковалю, и тот делает простой заказ: оба лишены гурманства. Когда они остаются опять одни, девушка заводит речь о том, что уже дня три ее занимает, и для начала спрашивает несмело:

- Макс, ты... скоро уедешь?

- На днях.

- Возьми меня с собой.

- Зачем? - удивляется Коваль и, видя ее горькое разочарование, смягчает отказ: - Там ничего хорошего.

- Но там ты!

В Вене Катерина Ковалю не нужна, упаси Бог подавать ей какие-то надежды. И Коваль отзывается после паузы: