Лилиан Браун - Кот, который пел для птиц

— Что именно?

— Эта штука со стеклянными экранами вокруг.

— Это павильон.

— О… Как пишется это слово? — Квиллер произнёс его по буквам, а мальчик внимательно изучил строение и объявил: — Это октагон.

— Что?!

— Ну, у него восемь сторон.

Это было так забавно, что Квиллер утратил всю свою воинственность.

— Как тебя зовут?

— Калверт.

— Калверт? Твой отец — инженер-дорожник?

— Он фермер. Мы живём на Бейс-лейн.

— Как его имя?

— Ролло Макби.

— Я его знаю, — сказал Квиллер. — Как и твоего дядю Бойда. Мы встречались в кафе. А что ты здесь делаешь?

— Меня послала мама. Я отнёс суп и рисовый пудинг миссис Коггин. Ей за девяносто. Но у неё нет сенильного слабоумия.

Тут Квиллер пришёл в такой восторг, что пригласил мальчика в павильон и познакомил с кошками.

— Я никогда таких не видел, — объявил Калверт.

— Это сиамцы.

— У вас самые большие усы, какие мне приходилось видеть. Они вам не мешают?

— Уже нет. Первые двадцать пять лет — самые трудные. Сколько тебе?

— Десять… исполнится в июле.

— У тебя хороший словарный запас для твоего возраста.

— У меня есть свой собственный словарь.

— Молодец! Ты собираешься стать этимологом, когда вырастешь?

Мальчик отрицательно покачал головой:

— Я собираюсь стать фотографом. Мне нравится делать снимки.

— Какие снимки?

— Фотографировать людей за каким-то делом. Как мой папа доит коров. А моя мама печёт хлеб. Или миссис Коггин кормит цыплят. Ну, мне пора домой — ужинать. Можно мне как-нибудь сфотографировать кошек?

— Ну что же, попробуй. — Квиллер издал смешок. Будет забавно, если сиамцы станут охотно позировать мальчугану после того, как последние несколько лет отвергали все попытки профессионального фотографа их заснять.

Полли обещала позвонить после ухода Пола Скамбла. Было уже поздно, и Квиллер забеспокоился.

— Я угостила его стаканом вина и простым ужином, — объяснила она. — Ему понравился мой дом. Мы решили, что я надену синее шёлковое платье и жемчуга и усядусь в виндзорское кресло посреди библиотеки, на фоне кожаных корешков книг семьи Дункан, а в руке у меня будет «Гамлет».

— Когда он приступит?

— Именно это нам и нужно обсудить, Квилл. Он хочет работать при дневном свете, а поскольку я всю неделю занята в библиотеке, это нужно сделать за несколько уик-эндов. Ты же знаешь, дорогой, как я люблю проводить время с тобой вместе, и чтобы ничего нас не отрывало, но… что же ещё можно сделать?

«И зачем я вообще заварил всю эту кашу?» — подумал Квиллер, но вслух сказал, притворяясь равнодушным:

— Не расстраивайся. У нас ещё будет много других уик-эндов.

Остаток вечера Квиллер посвятил чтению вслух. Он читал сиамцам — это было их любимое времяпрепровождение, особенно перед сном. Выбор книг был обязанностью Коко. Они никогда не читали ничего от корки до корки, а выбирали главу то из одной, то из другой книги. Квиллер подозревал, что для его слушателей все произведения звучат одинаково, а сам он любил перелистать книги, которые читал прежде. Это было всё равно что встретить на углу улицы старого друга.

Сегодня Коко внимательно изучил новые приобретения из книжного магазина Эддингтона. Как следует обнюхав три книги о Второй мировой войне, он сбросил с полки «Огонь над Лондоном», и Квиллер поймал томик, не дав ему упасть на пол. Как всегда, он растянулся в своём любимом кресле, положив ноги на оттоманку. Юм-Юм примостилась у него на коленях, а Коко устроился на широком подлокотнике кресла, весь внимание. И ещё неизвестно, кого больше ублажал этот ритуал — кошек или человека.

После чтения вслух сиамцы, как обычно, перекусили на ночь, а затем поднялись по лестнице в свою комнату на третьем полуэтаже. Их дверь оставляли открытой на ночь с тех пор, как был создан птичий сад: кошки любили рано утром наблюдать за птицами из окон холла. А дверь в свою спальню Квиллер запирал, чтобы пушистые питомцы не забрались к нему под одеяло.

Ночь была ясная и тихая — ни ветерка. Светили яркие звезды. Незадолго до рассвета Квиллера вырвал из забытья шум: что-то стукнулось о дверь, а затем послышался душераздирающий вой. Выпрыгнув из постели, Квиллер устремился к двери.

— О господи! — вскричал он, бросаясь к телефону.

Большие окна с восточной стороны обрамляли ужасающую картину: ночное небо сверкало оранжевыми красками! Он набрал девять-один-один.

— Горит здание… на Тревельян-роуд, в четверти мили к северу от Бейс-лейн… новый Центр искусств… окружён лесом… может возникнуть лесной пожар.