Федор Анич - Я сделаю это для нас

Чтобы отвлечь себя и ее от мрачных мыслей, я спросил о том, о чем подумал в кабинете следователя. Может быть, я чего-то не понимаю, или все выглядит не так, как вижу я, но почему так несправедливо у нас устроен уголовный процесс? Человека обвиняет государство в лице господина следователя, за плечами которого мощные структуры, ему оказывают поддержку суд, силовые ведомства и у него туча оперативников, агентов и серьезные инструменты для расследования дел. А человек, которого обвиняют, он один. Максимум — с адвокатом, который тычется, как слепой котенок, в тайну следствия и получает отказы со всех сторон. Адвокат просто не в состоянии осуществить защиту на том же уровне, на каком человека обвиняют. Это несправедливо!

— Есть законодательство об адвокатуре, — объяснила мне Светлана, когда мы оказались в машине и поехали в офис банка. — Там закреплено множество опций для адвоката, как участника уголовного процесса, в том числе на этапе предварительного расследования, в работе со следователем, на этапе судебного следствия, то есть уже в суде. Однако все эти опции, будь они неладны, исполнить практически невозможно. Следователь может вынести постановление о привлечении человека в качестве подозреваемого, и все — у вас уже другой статус. Следователь выходит с ходатайством к судье и получает ограничения прав и свобод человека, зажимает вас и выдавливает признание или собирает нужную доказательную базу. Все, что в действительности может адвокат, — это просить и ждать, что люди будут исполнять требования законодательства. Привлечь к ответственности за неисполнение адвокатского запроса практически невозможно, на практике эта норма мертва, как смертная казнь. Сергей Игоревич профессиональный следователь, я давно его знаю. Его сегодняшнее поведение из рук вон! Такого от него я не ожидала, скажу вам честно. И это меня сильно напрягло, потому что не родился еще такой человек, которому удалось бы надавить на Сергея Игоревича. Он ни с кем не дружит, никого не гнобит, никуда не метит. Он следователь уже более двадцати лет, и он знает, в чем смысл этой работы. Он не мог просить дать ему возможность вас оправдать. Нам такое не нужно!

— Почему? — опешил я. — Почему нам не нужно оправдание? Вы считаете, что лучше будет, если меня обвинят и приговорят к чему-нибудь?

— Иван, оправдательный приговор — это приговор. В любом случае у вас будет привлечение к уголовной ответственности, которое завершилось тем, что вас оправдали. И в итоге о вас будут говорить как об очень ловком мошеннике, который умудрился провернуть аферу и не запачкать руки. Оправдательные приговоры в нашей стране — это брак уголовного судопроизводства, когда человек виновен, но доказать это не смогли. По-другому это не воспринимают.

— Почему? Почему человек не может быть безвинно обвинен, и в суде это выяснится? — недоумевал я.

— Да потому, что такие люди, как Сергей Игоревич, тогда лишались бы работы пачками. Зачем вы напрягли суд, прокуроров, адвокатов, если у вас задержан и в подозрении невиновный человек? Лучше работать нужно, голубчики, лучше! Невиновных не трогать, виноватых наказывать! Кто же допустит, чтобы брак светили? Вот у нас и выработалась такая презумпция — если дело пришло в суд, значит, виноват.

— И что мы хотим? Какие у нас варианты?

— Наша задача — снять с вас подозрения и не допустить передачи дела в суд. В суде вас осудят, это точно. Да, может быть, судья сжалится и не даст реальный срок, но судимость у вас будет. Поэтому мы должны сделать все, чтобы не допустить утверждение обвинительного заключения в отношении вас.

— Но если не меня обвинить, то кого?

— Тут есть два варианта, — ответила Светлана. — Один сложный и хороший, другой чуть легче, но очень плохой.

— Я вас слушаю.

— Очень плохой: мы доказываем, что преступление было, но вы здесь ни при чем, и переводим стрелки на вашего агента. Здесь я должна буду собрать обвинительные доказательства и передать их следователю. Конечно, Сергей Игоревич должен это делать самостоятельно, но у него есть линия обвинения, и отказаться от нее значит признать свою ошибку. Поэтому я, сказать грубо, нагну следователя и покажу, что он ошибся. Такое адвокатам не прощают, но я это сделаю. Именно поэтому я не стала с ним любезничать, чтобы он еще раз сам подумал насчет подозреваемого. Ну а хороший — доказать, что преступления не было совсем, то есть развалить дело. Здесь не пострадает никто, но это чрезвычайно сложно, потому что «Бурлеск» заявил ущерб и с ним нужно разобраться. Его нужно погасить.