Ю Несбё - Макбет

– Кетнес, мы больше не можем…

– Рой, – перебила она его, – не выйдешь на минутку?

Глаза Дуффа привыкли к темноте как раз вовремя, и он увидел, как полицейский фотограф исчез за дверью.

– Ты вот это видел? – Кетнес повернула красную лампу, и свет упал на три подвешенных для просушки мокрых снимка, с которых капала вода.

На одном был автомобиль Банко. На втором – обезглавленное тело Банко, лежащее на асфальте возле машины. Третий представлял собой крупный план: срез шеи. Кетнес показала на последнюю фотографию:

– Мы полагаем, что голову отрезали широким лезвием, такое должно быть у сабли, которую, по твоим словам, возит с собой Свенон.

– Ясно, – Дуфф разглядывал снимок.

– На костях позвоночника мы обнаружили следы крови, но это не кровь Банко. Интересно, правда?

– Как это?

– Вероятнее всего, Свенон или кто-то другой, тот, кто убил Банко, нечасто вытирает саблю. Поэтому, когда лезвие рассекло кость вот здесь, – она показала пальцем на одну точку, – на кости остались частицы засохшей крови. Если у нас получится установить группу крови, то, возможно, это поможет при расследовании других убийств.

Желудок у Дуффа сжался, и он схватился за стол.

– Тебе нехорошо? – участливо поинтересовалась Кетнес.

Дуфф несколько раз глубоко вдохнул.

– Да. Нет. Нам надо поговорить.

– О чем? – По ее голосу он понял, что она обо всем догадалась. Она все поняла сразу, как только он ввалился сюда, в проявочную, а о снимках заговорила просто от страха.

– Мы не можем больше встречаться, – сказал он, – все это надо прекратить.

Он вглядывался в ее лицо, но здесь было чересчур темно.

– Вот оно, значит, как? – Голос ее звучал сдавленно, словно она едва сдерживала слезы. – Значит, мы выстречались? Только и всего?

– Нет, – ответил он, – конечно, нет, мы не только встречались. И тем больше у нас оснований, чтобы прекратить все это.

– Значит, ты бросаешь меня? И решил сказать об этом здесь, прямо на работе?

– Кетнес…

Его слова потонули в ее язвительном смехе.

– А почему бы и нет? Встречались в темноте, и расстанемся тоже в темноте!

– Мне очень жаль. Но это ради…

– Тебя. Ради тебя, Дуфф. Не ради детей и семьи, а ради тебя самого. Таких отъявленных эгоистов еще поискать! Поэтому не смей говорить, что это ради кого-то еще!

– Как угодно, ради меня так ради меня.

– И к кому же ты пойдешь, Дуфф? Нашел себе совсем молоденькую и наивную? Такую, которая не станет требовать от тебя жертв? не станет?

– А что, если мой эгоизм вынуждает меня поступить так, чтобы я не чувствавал себя виноватым по отношению к моим близким? Вдруг я покидаю тебя, так как боюсь, что в день Страшного суда меня не сочтут праведником?

– Ты что же, считаешь себя праведником?

– Нет. Но я все решил, Кетнес, поэтому тебе выбирать, как мы вырвем этот зуб – медленно или быстро.

– Зачем же вырывать его сейчас? Приходи ко мне домой в четыре!

– Зачем?

– Послушаешь, как я буду плакать и умолять тебя! Здесь у меня как-то не получается!

– Я обещал своим, что к пяти вернусь домой, ужинать.

– Если ты не придешь, то сперва я выброшу прямо на улицу все твои вещи, а потом позвоню и расскажу о твоих похождениях…

– Кетнес, она обо всем знает.

– Твоему тестю. Пускай послушает, как ты изменял его дочке.

Дуфф сглотнул:

– Кетнес…

– Ты понял? В четыре. И если будешь чутким и послушным, успеешь на свой поганый ужин.

– Ладно, я приду. Но это ничего не изменит.

Когда Дуфф вышел, фотограф курил, привалившись к стене.

– Жуткое дело, да? – спросил он.

– Ты о чем?

– Как ему голову-то отрезали, а?

– Убийство всегда дело жуткое, – сказал Дуфф и зашагал к воротам.

Леди стояла в спальне возле шкафа, где висела одежда Макбета. Она прислушалась к едва слышному шороху крысиных лапок по полу. Сказала себе, что этот шорох ей чудится, что полы здесь застелены толстыми коврами. Звуки в ее голове. Вскоре они превратятся в голоса. Мать говорила, что эти голоса никак не могут оставить ее в покое, и бабушка тоже их слышала, это были голоса предков, они приказывали расхаживать по ночам, вели прямиком к смерти. Как же она испугалась, когда у Макбета за ужином начался бред! Неужели она заразила своего единственного возлюбленного?

Шорох крысиных лап уже двно поселился у нее в голове, и ей никак не удавалось от него избавиться.

Единственный выход – это бежать, бежать самой. Подальше от звуков, от собственной головы.

Она открыла дверцу шкафа и потянула за ручку ящика. Там лежал небольшой сверток. Порошок. Спасение Макбета. Неужели и правда помогает? Может, стоит последовать его примеру – и тогда ей тоже станет легче? Нет, в это она не верила. Леди закрыла ящичек. Посмотрела на полку для шляп. На посылку, которую передали Джеку. Она была перевязана бечевкой и завернута в полиэтилен. Обычная посылка. Но она словно смотрела на Леди.