Вадим Новосадов - Подлец

Тем временем братва контролировала каждый его шаг, пыталась влезть в его мысли и настроение, принуждая соблюдать свои ритуалы: например, он должен был ходить на их еженедельные вечеринки, где ни от одного пустякового вопроса нельзя было уйти, где за панибратской атмосферой таилась подозрительность; фальшивая интонация или уклончивый ответ вызывали опасное недоверие. Распрощаться с головой здесь можно было по пустяковой с виду причине: недостаточная лояльность боссу, даже неосторожное слово, нарушающее неписаные правила бандитской субординации. Поэтому все старались выразить подобострастие Вепрю, боялись слукавить даже в мелочах, чтобы не вызвать и тени подозрения в неверности, - уже одно это могло стать приговором, о котором жертва порой даже не успевала узнать. Человек просто исчезал, и о нём даже не вспоминала, но после каждого такого случая невидимый магнетизм ужаса усиливался до какой-то извращённой формы, каждый бодрился, и невозможно было определить, от радости ли, что его миновала на этот раз такая участь, или от опасения выдать страх. Неуверенность и проявление страха здесь тоже карались.

Но Сергей не мог скрыть подавленности, и если бы он был членом их группировки или не приносил бы им столько денег, вполне возможно, что его труп уже доедали бы земляные черви или раки. Словом, банда была круче некуда. С каким облегчением он поменял бы братву Вепря на казавшуюся теперь обществом интеллигентных людей братву Вовчика.

На одной из таких вечеринок Кабанов, с которым Сергей сидел за одним столом и сумрачно попивал дорогой коньяк, спросил его панибратски своим тонким скрипучим голосом, пронзив острыми маленькими глазками:

- Поделись с нами своим горем, дружок.

Сергей вздрогнул, будто через него прошёл ток. Все остальные затаились, чтобы выслушать ответ.

- Мне не по душе шумиха в прессе, - отрывисто ответил он.

Гнусная ухмылка едва коснулась лица босса.

- Не тебе одному…

Сергей покинул вечеринку с леденящим ощущением в душе. Он боялся, как бы его ответ не показался им вызывающим, и вдруг поймал себя на том, что страх довёл его до шизофрении, до паралича воли, проникнув до спинного мозга.

Он уже стал страшиться не только своих слов, но и мыслей. А что же дальше? Его порой охватывало бешеное желание избавиться от этого сталинского микрокосма, в который его замуровали как в бочку. Но как это сделать? Сейчас он не доверял никому, даже ближайшему другу Олегу, который, как подозревал Сергей, стал «стучать» на него бандитам.

И всё же его внутренний бунт нарастал и вытеснял страх в те ниши сознания, откуда он уже не мог управлять всем душевным состоянием, теперь лишь предостерегая рассудок от просчётов в поиске избавления от криминального гнёта. Сергей вдруг прозрел. Чем чёрт не шутит? Он решил принять вызов, и его положение казалось не таким уж и безнадёжным. «Во-первых, - думал он, - у него были возможности безопасно балансировать на грани подозрений с их стороны: вряд ли они поспешат убрать его, пока он приносит им такие барыши. Эти он и будет пользоваться. Ведь без него весь его бизнес обанкротится. И, во-вторых, по опыту он знал. Что чем сильнее желание, тем расчётливее его осуществление и тем с большим хладнокровием можно его скрыть».

Через несколько дней по телевидению прошла прискорбная новость о гибели в автомобильной аварии журналиста, рьяно разоблачавшего группировку Кабанова.

К нему пришла идея: а что, если слиться с финансовой компанией, которую возглавляла Ольга? Втянуть в игру других участников, найти союзников – так, глядишь, и появиться шанс избавиться от Вепря. «ввяжемся в бой, а там посмотрим», - подумал Сергей.

С Ольгой он не общался даже по телефону с того момента, как её люди спасли его от преследования в Париже. Она больше не искала с ним связи, решила, наверное, что мосты сожжены. Он не выразил признательности за её помощь. Как, должно быть, глубоко он оскорбил её! Наотмашь обрубил живые нити её любви, чтобы избавиться от неё как от тяжёлой обузы. И после этого он надеется найти её расположение? Выдержит ли её чувствительная женская натура его второе пришествие?

После такого потрясения ей оставалось только запереть на железный засов своё сердце, чтобы оно не разорвалось при виде его, если он вдруг появится. Если… Ох уж это «если». Месть порой жаждет появления недруга, нежели его гибели или исчезновения, и не из желания видеть его живые муки, а потому что сама по себе является не чем иным, как разъярённое надеждой, которая способна тотчас обратиться в великодушие, едва наступит это «если» с почтительно обнажённой головой врага. Она ведь простила ему все прежние козни. Почему бы ей не сделать этого и сейчас, тем более что он её пока не разочаровал? К тому же если она изволит выслушать его оправдания, то за этим дело не станет.