Марина Серова - Дольче вита с риском для жизни

— Бедная, бедная моя девочка. Не понимаешь своего счастья. Но ничего! Теперь мы снова вместе. И все будет хорошо.

Кивнув, я сглотнула подступивший к горлу ком и обняла бывшего возлюбленного. Затем в порыве неожиданно охватившей меня страсти запустила руки под его куртку. Ладони жадно шарили по телу любимого, словно заново знакомясь с каждым его изгибом. Пока не нашли то, что искали.

Он ничего не понял. По крайней мере, я на это очень рассчитываю. Несмотря на все им содеянное, нас связывало многое, и мне было горько и больно, что все кончилось именно так. Но поступить иначе я тоже не могла. Он убил Гошу и Аню, довел Володьку до попытки самоубийства, он заслуживал смерти.

Конечно, было бы лучше, если бы это сделал кто-то другой. Но у каждого своя роль. Моя — быть палачом.

Извлечь пистолет из-за пояса врага труда не составило — прием, который всякий телохранитель осваивает одним из первых. Подозреваю, что произведенный в упор выстрел прозвучал негромко, но меня, конечно, оглушил, хоть и по другой причине. Шум работающего двигателя, музыка в салоне, доносящаяся через перегородку, — вряд ли кто-то из наших спутников понял, что произошло.

Убить Кирилла оказалось легко. Пожалуй, даже слишком. Странно, какими обыденными в итоге оказываются события, которые обычно рисуются воображением как невероятно трагичные.

Скажи мне кто-то даже день назад, что я застрелю Севастьянова и ничего особенного при этом не почувствую, я бы не поверила. Не могла представить и того, как деловито и рассудительно начну действовать потом. Встретив пулю, Кирилл дернулся, слегка отстранился и только затем обмяк, безжизненным кулем осев на моих руках. В темноте я не видела его лица, и, подозреваю, это спасло меня от многих кошмаров. С трудом удержавшись, чтобы не упасть, я уперла руки в грудь убитого и, отодвинув его от себя, аккуратно (будто это имело какое-то значение) уложила его на лавку.

Нос заполнил тошнотворный запах крови, во рту появился металлический привкус, вымазанные пальцы слипались.

Я сползла с лавки, преданным псом усевшись в ногах почившего хозяина, подтянула колени к груди, обхватила их руками и наконец-то расслабилась, полностью отключив сознание.

Яркое итальянское солнце ослепило, лишив меня на несколько минут способности видеть. Когда зрение вновь вернулось, меня ждал сюрприз. Приятный или не очень, так сразу и не разберешь.

— Привет, — Георгий бросил на меня насмешливый взгляд из-под обратно отросших кустистых бровей.

— И тебе не кашлять, — усмехнулась я с деланым равнодушием, пытаясь унять сердцебиение.

— Поехали? — Мужчина буквально выхватил у меня из рук спортивную сумку с вещами и, не оборачиваясь, решительно зашагал к припаркованному неподалеку «Фиату». Характерный звук известил об отключении сигнализации. Конфетин открыл багажник, забросил туда мои вещи и распахнул дверцу, приглашая занять пассажирское сиденье. Обернувшись, увидел, что я все еще стою на месте, запрокинув голову вверх и подставив лицо ласковым солнечным лучам.

— Ты чего? — удивился он.

— Дышу свободой. — Набрав полные легкие воздуха, я задержала его на какое-то время, а затем с шумом выдохнула. — Боюсь, у меня развилась клаустрофобия. — Я засмеялась.

— Прости. — Гоша захлопнул дверцу и вернулся ко мне.

— За что?!

— За все. Если бы я не был тогда таким дураком! — Он в отчаянии запустил пятерню в волосы. — Я ведь почти разоблачил его. Вот только насчет тебя выводы неверные сделал.

— Да ладно, — усмехнулась я. — Кто старое помянет… Нет! Личные отношения однозначно вредят делу. Я бы тоже быстрее обо всем догадалась, если бы… Хотя чего теперь об этом говорить. Даже у великих сыщиков, вроде Шерлока Холмса, случались неудачи.

— Дело Ирен Адлер? — усмехнулся Георгий. — Как же, помню.

Я кивнула.

— Болит? — Я бросила взгляд в то место на груди, где, по моему мнению, должен быть шрам от ножевого ранения.

— Уже нет. Севастьянов торопился, оттого и промахнулся, хоть и метил в сердце. — Георгий топтался на месте, не решаясь подойти ближе. Он поддел носком кроссовка зеленый лист каштана, раскинувшего свои ветви-лапы неподалеку.

— Он, видимо, понял свой просчет, — зажмурившись, я снова подставило лицо ласковому солнышку, — потому что собирался вернуться в твою комнату, но я его отвлекла.

— Значит, выходит, это ты меня спасла?

— Выходит, что так. — Я засмеялась так громко, что сидевшая на дереве птица встрепенулась. Вперив в меня взгляд маленьких глаз-бусинок, она повернула голову из стороны в сторону, словно размышляя, что ей делать дальше. Справедливо решив, что никакая опасность ей не угрожает, решила остаться на ветке.