Николай Леонов - Агония

Даша не слышала разглагольствований Митрия, думала о себе, не могла понять, каким образом сообщила Косте о сходке, ведь она братьев своих заложила, отдала милицейским. Почему, как такое случилось? Что же ты. Паненка, наделала? Тебя люди знают, верят, тебя прикрывали, твою ношу на плечи взваливали и молча тащили в суд, потом по этапу. Продала. Отменить сходку? Сказать, узнала краем, по случаю, мол, облава готовится. Поверят? Корней зарезать велит. Хан и сделает. Она ощутила под лопаткой холод металла.

- Даша, - Митрий положил руку ей на плечо, - слышь, чего складываю? Приходили ко мне, людишки вроде бы собраться решили, потолковать требуется.

- Знаю, Дмитрий Степанович, не ходи...

- Полагаешь, - Митрий понял: Воронцов о сходке знает. То ли она ему шепнула, то ли он ей. - Корнея упредишь?

- Не говорила я ничего, почудилось тебе, - быстро сказала Даша. - Мне фигура нужна, понимаешь, отец, один человек от жизни совсем устал, помочь ему необходимо.

- Глянь на меня, - после паузы ответил Митрий; заглянул в ее прозрачные глаза, понял, что не себя решить хочет. - Из Москвы подашься в нелегалы? - хотел отговорить либо отказать - решил: чему быть, того не миновать, да и раз задумала, сделает. А пистолет ей любой мальчишечка деловой с радостью отдаст.

По короткому свистку Митрия явился подросток - оборванный и давненько не мытый, с манерами Дугласа Фербенкса. Даше он сдержанно, но почтительно кивнул, на Митрия взглянул вопросительно и застыл в небрежной позе.

- Граф, притарань мне игрушку, что давешний фраер тут обронил. Проверь сам, на ходу ли она. Парень поклонился, но Даша остановила его:

- Загони сюда мотор. Граф. - Она улыбнулась. - Приодеться можешь?

- Как прикажете. Паненка, - Митрий заурчал неодобрительно, и парень поправился: - В каком платье желает меня видеть мадам?

- Чисто и без фраерства, - Даша вновь улыбнулась.

Митрий покачал головой, вздохнул и сказал:

- Мальчонку надо властям отдать, пока не поздно. Я его грамоте обучил, истории государства нашего Российского, он по-латыни может. Так к чему все? Дорога-то отсюда - туда, а мальчишка жить должен, ведь не для тюрьмы же человек рожден.

Потом молчали, Митрий вроде бы дремал, Даша, все такая же прямая и застывшая, смотрела перед собой, не мигала даже.

Во двор вкатился черный лакированный "ситроен", ловко развернулся, чихнул и застыл. Вышел шофер. Графа было невозможно узнать. Он повзрослел, казалось, вырос и раздался в плечах. Кожаная куртка, шлем, очки, поднятые на лоб, на ногах - гольфы и добротные английские ботинки. Он подошел к Митрию, который к маскараду отнесся с доброжелательной насмешкой, снял перчатки с раструбами и протянул пистолет. На огромной ладони Митрия оружие казалось безобидной игрушкой. Корявые пальцы оказались ловкими, выщелкнули обойму, разобрали вороненый браунинг. Митрий заглянул в ствол, довольно крякнул, собрал, вернул в рукоятку обойму, передернув затвор, дослал патрон в патронник, поставил на предохранитель.

- Забава, но метров с десяти прошьет навылет, - он протянул пистолет Даше, которая открыла сумочку, вынула деньги и спросила:

- Сколько, Дмитрий Степанович?

- Сейчас по заднице получишь, - Митрий рассердился не на шутку, поднялся.

Даша не отступила, протянула на открытой ладони золотой.

- Возьми на счастье, иначе не будет мне удачи.

Митрий взял золотой, щелкнув, подбросил, поймал и, не сказав ни слова, пошел со двора. Даша села в машину. Граф опустил очки и стал совсем взрослым. Через несколько минут они, пугая еще не привыкших к машинам лошадей, катили по Садовому в сторону трех вокзалов, у Красных ворот повернули налево, проехали мимо небольшой триумфальной арки. Неожиданно Даша схватила Графа за плечо и, словно их могли услышать, зашептала:

- Стой, миленький, стой!

- Где? - подруливая к тротуару, тоже шепотом спросил молодой шофер.

Даша вынула пистолет, щелкнула предохранителем, через стекло смотрела на Хана, который стоял на противоположной стороне переулка и, улыбаясь, смотрел в небо. В руках у него была сумка с поллитровкой и какой-то снедью. Даша выскользнула из машины, обогнула ее. Хан пропал. Граф тоже выскочил на мостовую, прикрыл собой Дашу, которая стояла с обнаженным пистолетом в руке.

- Паненка, убери пушку, я этого мальчика срисовал. Скажи слово руками удавлю.

- Ты - его? - Даша спрятала пистолет, горько улыбнулась. - Ты, когда его, мальчик, увидишь, на другую сторону переходи. Не обижайся. Граф, но он тебя плевком перешибет. Да и мой он. Хочу взглянуть, как подыхать будет.