Мария Брикер - Купель Офелии

Разве смерть бывает другой? – хотел возразить Терехин. Но вместо этого сказал:

– Вообще-то утро уже…

– В таком случае будем пить не коньяк, а шампанское! – торжественно провозгласила Донателла. И добавила будничным тоном: – Ну что ты ломаешься, как девственница? Не бойся. Никто не собирается покушаться на твою честь. Ты для меня не мужчина, а жених Кристины.

Белгородская нахально врала. Терехин видел в ее глазах огонь, чувствовал сексуальную энергию и женский интерес к его скромной персоне, но совесть сразу притихла.

Ванька бодро вошел и закрыл за собой дверь.

Холодное шампанское пошло на «ура», несмотря на скорбный повод. Ближе к пяти шампанское кончилось, а желание выпить осталось. Пришлось пить коньяк… Коньяк тоже пошел на «ура». Потом…

Ванька поскреб пальцами лоб, словно пытаясь расшевелить дремавшую память. Донателла отрубилась, и он, кажется, тоже. Или все наоборот – сначала он уснул, а потом Дона? Ясно одно: после коньяка включился автопилот, и Терехин каким-то чудом вернулся в денник.

За окнами морщилось серое небо. Ванька тоже поморщился и облизал сухие губы. Болело все. Кажется, даже волосы. Он поднес к подслеповатым глазам армейские часы – стрелки замерли на отметке без четверти десять. Дверь соседнего денника скрипнула, за стенкой шумно высморкался венеролог Ильин. Снова все стихло. Плевать на загадки Беркутова, сон, сон и еще раз сон… Пить, пить и еще раз пить – затребовал организм. Со стоном и матюгами Терехин сполз с матраса, встал на карачки, добрался до чемодана, вытянул из него бутылку минералки, выхлебал пол-литра в три глотка, удовлетворенный пополз обратно, к спасительному надувному матрасу, но уткнулся носом во что-то шелковистое и мягкое. Пощупал шелковое и мягкое рукой и обмер, с недоумением глядя на люльку-переноску Офелии. Тогда Ванька судорожно пошарил по полу в поисках своих окуляров. Очки нашлись в кармане рубашки. Нацепил их на нос, заглянул в переноску, трясущейся рукой приподнял кружевное одеяло и резко отодвинул люльку от себя.

– Твою мать! В смысле, где твоя мать? – прошептал Ванька, озираясь по сторонам.

Кристы в его деннике не было. Одно из двух: либо у него алкогольная горячка, либо он спьяну, когда возвращался от Донателлы, совершил киднеппинг – украл у Кристины ребенка!

Ужас был так велик, что Терехин все бы отдал за официальный диагноз – «белая горячка», лишь бы то, что он сейчас видел перед собой, оказалось шуткой подсознания.

Ванька снова придвинул люльку к себе и осторожно заглянул внутрь – «шутка подсознания» приоткрыла глазки и посмотрела на него. Затаив дыхание, он осторожно покачал переноску. Офелия недовольно крякнула, сунула пальчик в рот и снова заснула.

Терехин же проснулся окончательно, вскочил и попытался вспомнить, как надо дышать. В детстве у него был коклюш, и однажды он сильно закашлялся, до посинения, и никак не мог вдохнуть. Хорошо, мама вовремя подоспела и помогла. Сейчас коклюша у него нет, но легкие словно склеились, и разлепить их некому. Все вокруг кружилось, как бешеная карусель: окна, стул, стол, кровать и люлька с несчастной Офелией, которую он за каким-то лешим похитил из гнезда.

Пить вредно. Вредно пить. Пить вредно. Надо срочно вернуть ребенка Кристе, пока Чебураха не проснулась и не перебудила всех, стучала в голове «Мариванна» (кувалда больших размеров, по просторечному выражению). Будем надеяться, что Кристина тоже еще спит. И не обнаружила пропажу. А если обнаружила? Ох…

На деревянных ногах Терехин добрался до бутылки с минералкой и сполоснул лицо – тугой комок в легких рассосался. Он схватил переноску и кинулся к двери.

В представительском флигеле было тихо. Никто не метался по конезаводу с собаками, разыскивая пропавшего младенца, не голосил дурниной, не бился головой об стены, не бросался тапками и не разгадывал шарады. Народ, похоже, отсыпался после ужасной ночи, что Ваньку слегка обнадежило. Не исключено, и Криста, вымотанная за последние двое суток, благополучно дрыхла, не подозревая о похищении дочурки.

Взбодрившись этой мыслью, Терехин ускорил ход, миновал представительскую залу, вышел в коридор, ведущий к кабинету графа, и – столкнулся нос к носу с Галочкой. Поэтесса встрепенулась, суетливо поправила прическу, кивнула, опустила глазки в пол и бочком потрусила дальше. Ванька озадаченно проводил бывшую взглядом: выглядела та, мягко говоря, странно. Впрочем, ничего удивительного, что поэтесса поднялась раньше всех и рыскала по «Алому» в поисках журнала. Спать-то отправилась первой!