Мария Брикер - Купель Офелии

– Определенно, тот самый. Да, губа у господина была не дура.

– Интересно, муж княгини курил трубку? – задумался Ванька.

– Думаешь, Беркутов князя Залесского описал?

– А что тут думать – его. «Но в венах течет не голубая кровь, а мести яд». Помнишь, в последнем письме Беркутов вскользь упоминает, что князь скупает его векселя и долговые обязательства, чтобы предъявить к оплате. Чувак планомерно его разорял. Зачем?

– Сие покрыто тайной веков, – философски изрек Павел. – Возможно, узнал, что женушка Настасья Власовна наставила ему рога с Беркутовым, и таким нехитрым способом пытался графу отомстить.

– Ничего себе нехитрый способ – упечь мужика в долговую яму и прибрать к рукам конезавод с родовым имением.

– А не надо на чужое добро рот разевать, – сказал Пашка и отчаянно зевнул.

Ваньку слегка тряхнуло. Интересно, какую месть придумает для него Руслан Белгородский, если он переспит с Донателлой? Уроет сразу или медленно расчленит живого?

– Любовь оправдывает любой поступок, – заметил Терехин, пытаясь выгородить графа и себя заодно.

Замужние женщины всегда были для него табу. Он не спал с ними из принципиальных соображений, хотя некоторые барышни, обремененные брачными узами, активно пытались уложить его в койку, рассказывая банальные истории о непрочном семейном союзе и остывшей любви.

Когда Ванька увидел Донателлу, все принципы полетели к чертям. Плевать – есть у нее муж или нет. Плевать на все! Существуют только она и он. Сегодня, стоя под окнами Доны, Терехин вдруг поймал себя на мысли, что даже Лукин-старший, внезапно возникший между ними, оказался не способен убить его чувства, лишь раззадорил. Дона перешла из разряда небожительниц в разряд обычных женщин, но осталась, как и прежде, желанной.

Любовь…

Никогда прежде Ванька не испытывал к женщине подобного чувства. Мечтал, что когда-нибудь встретит девушку, способную вознести его к небесам. Мечтал наслаждаться ощущением полета. Думал, что любовь нежная и пушистая, а она оказалась горячей, как угли, испепеляющей изнутри – вместо полета падение в бездну. Ванька словно потерял свою личность, стал ничтожным и слабым.

– Мужон, – хихикнул вдруг Хлебников.

Терехин вздрогнул и с непониманием уставился на Павлушу.

– Город есть такой во Франции, точнее деревня, – объяснил тот.

– Замечательно! А кипарисы там, случайно, не растут? – с сарказмом поинтересовался Ванька.

– Предлагаешь поехать во Францию и выкопать все кипарисы?

– Предлагаю пробежаться по «Алому» и поискать что-нибудь французское. Беркутов в первой шараде на англичан ссылается. Может, вторая шарада – намек на французов?

– Полиглот, етить твою налево! – выругался Хлебников.

– Тихо, – шикнул Ванька. – Граф же бродит где-то поблизости. В смысле его дух.

– Дух, дай нам подсказку! – загробным голосом прогудел Пашка. Хлебнул чаю и перешел на деловой тон: – Так, фамилия не цепляется. Имя, может? Титул?

– По-моему, здесь глухо. Давай от обратного попробуем, – предложил Терехин. – Ночь и ветер, последний ветер графских дней – на конце «он». Надо на ассоциациях поиграть. Ночь – темнота, звезды, луна. Ветер – прохлада, свежесть, озноб. Темная свежесть. Лунный озноб. Звездон. В смысле – звездун.

– А мне вообще никаких ассоциаций в голову не лезет. Потому что я голодный, – пожаловался Пашка, запихнув в себя кусок черствого хлеба. – И спать хочу, сил нет. Ты полдня продрых, а я изучал местность. Знаешь, сколько здесь всего интересного! Часовня, манеж, развалины графского дома… Может, утро вечера мудренее? – с надеждой спросил Хлебников. – Мне обычно все идеи гениальные во сне приходят.

– Угу, а пока мы будем генерировать идеи во сне, кто-нибудь отроет на развалинах конезаводческий журнал Беркутова и разбудит нас радостным воплем.

С улицы послышался дикий, нечеловеческий крик. Друзья переглянулись и, не сговариваясь, кинулись к выходу. Мотя и Казик выбежали за ними. Звуки неслись от пруда, ближе стало ясно, что дурниной вопит поэтесса.

– Утоп! – орала Галочка, мечась по берегу и заламывая руки.

– Что случилось? – спросил Казимир. Галочка продолжала орать и матюгаться. Тогда повар-миллионер схватил ее за плечи и встряхнул.

– Ж-журналист, – заикаясь, пролепетала поэтесса. – Мы договорились играть в паре, обменялись подсказками, и Родион сбежал. Я следила… он сюда пришел. Походил вокруг, а потом… я не поняла… темно, береза… Буденый то ли поскользнулся, то ли нырнул. На поверхности пузыри пошли, и все, не выныривает.