Нова Сума - 17 потерянных

Я держу это в руках и слышу вой сирен. Приезжают пожарная машина и полиция. Я держу это в руках.

Это сделано из пластика; оно пурпурное, яркое и блестящее, с мерцающими вкраплениями в полупрозрачной оболочке. Кармашки набиты до отказа, и потому застегнуть его невозможно. А внутри – ее фотографии и фотографии ее друзей, и великое множество мелких денег, высыпающихся мне на ботинки, – в основном это монеты в пять центов, – а еще там есть удостоверение, выданное Католической школой в Нью-Джерси, и корешки билетов, и ярлыки от одежды, и неразборчиво накорябанные напоминания о чем-то, и довольно большое количество жевательной резинки, склеивающей какие-то части содержимого этого навсегда.

Это кошелек Эбби Синклер, и я понимаю это еще до того, как он открылся, потому что о нем рассказала ее бывшая наставница. Эбби взяла его с собой, отправляясь на встречу с Люком. Я знаю это всем своим существом. Словно она сама сказала мне об этом. Я знаю это с тех пор, как кошелек очутился у меня в руках.

Все кончается вскоре после того, как я нахожу его.

Огонь призвал их всех сюда, и становится шумно.

Крики. Лай собаки. Сирены. Дверь распахивается. Врывается мужчина. Руки вверх. Коленями на снег. Пожарная машина, пожарные. Огни. Суматоха. У меня забирают кошелек. Имя девушки на губах. Полиция по дороге сюда, а потом здесь. Мама. Ее объятия и колотящееся сердце – через куртку мне хорошо слышно, как часто оно стучит. Одеяло, в которое меня укутали. Руки крепко связаны. Вопросы. Больше не вижу Джеми. Заднее сиденье в полицейской машине. Огни. Звуки тушения огня. Темнота. Помню, как держала в руке бумажник. Старая жвачка. Запах керосина на моей одежде и волосах. Вкус собственного языка.

Вид из окна: голубая надпись «ЛАГЕРЬ ДЛЯ ДЕВОЧЕК «ЛЕДИ-ОФ-ПАЙНЗ» уплывает назад, и тихий оазис моего мозга вместе с ней.

А потом сосны. Сосны на Дорсетт-роуд. Эти самые сосны должна была видеть Эбби в ту последнюю ночь, что была здесь.

Есть вещи, которые я не понимаю, хотя, сама того не зная, являюсь их частью. Я оказалась единственной девушкой, пытавшейся найти им объяснение. А также противостоять им тем способом, который имеет смысл только для меня.

– Откуда ты узнала, что нужно было заглянуть в цех?

Меня снова и снова спрашивали об этом – и той ночью, когда полыхал огонь, и потом, на протяжении многих дней. Спрашивали пожарные. Полиция. Доктор, поскольку меня вернули в больницу. Мама. Только Джеми не спрашивал. Он не спрашивал меня, как мне пришло в голову задержаться там и войти в ремонтный цех, думаю, потому, что собственными глазами видел, какая сила двигала мной в ту ночь, не мог не заметить ее живого огня в моих глазах.

А дело вот в чем: я подумала, что все кончено. Подумала, что если я найду что-то принадлежавшее ей (а блестящий пластиковый кошелек с ее школьным удостоверением личности ей принадлежал, что и подтвердила полиция), то это будет значить наихудшее из того, что я была способна представить, и я представила. Я подумала, что уже слишком поздно. Я подумала, она мертва. Я держала ее кошелек в своих руках, а затем у меня забрали его как улику, заломили руки за спину и надели наручники. Я сидела в полицейской машине и ждала, когда меня повезут в отделение и предъявят обвинение в поджоге. Я говорила себе ужасные вещи. Убеждала себя, что ее больше нет. Либо голоса, либо какая-то безголосая часть меня твердили мне об этом, а может, в голове замкнулись синапсы и выдали канкан с дрыганьем ног и тому подобными фокусами, заставляя думать так. В общем, совершенно неважно, с чего я взяла, что все знаю.

Я была не права.

Оказалось, Эбби Синклер все еще жива.

Некто Хини не был полицейским – он присматривал за территорией лагеря, поддерживал ее в относительном порядке, жил поблизости и часто бывал в лагере в межсезонье. Он работал в «Леди-оф-Пайнз» в то лето, когда Эбби Синклер исчезла. Найденные в ремонтном цехе вещи, те, что я отдала полиции, а также наше с Джеми описание этого человека помогли полиции выяснить, кто он такой, и где живет, и что – кого! – украл.

Мне сказали, она его знала, равно как и прочие отдыхающие в лагере. Когда она, подслушав телефонный разговор Люка с другой девушкой, возвращалась в лагерь пешком, упала с велосипеда и оставила его валяться на земле, а потом рванула в темноту, чтобы убежать от парня подальше, то встретила по дороге этого мужчину. Не знаю точно, в каком месте; никто мне этого не сказал. Но я могу представить все сама.