Брови собеседника удивленно изогнулись. Он был готов услышать из уст мальчугана все что угодно, но только не это.
— Зачем твоему приятелю жить так долго? — поинтересовался он. — Да еще без ног.
— Чтобы скопить на протезы, — как ни в чем не бывало продолжил Кирсанов. — Вот я и хочу пораньше ему подарок сделать. Пораньше годков на семьдесят восемь. А это — уйма денег.
— У тебя хватит, — заверил паренька Розгин.
— Правда?
— Ну. Хоть всю Москву на протезы ставь.
Они дружно рассмеялись. Федечка действительно не стал осуждать друга за благой порыв по отношению к малознакомому, но явно нуждающемуся в поддержке человеку. Он даже подумал, что и сам, наверное, на месте Ивана поступил бы точно так же.
— Всю не надо, — уже серьезно заявил Кирсанов, отсмеявшись и поднимаясь на ноги. — Одного парня. И то — если мама разрешит… — на всякий случай добавил он.
Больше мальчик не сказал ничего. Оставив Федечку нежиться на теплом песочке, Иван зашагал к речке. В паре шагов от воды он остановился, вроде как размышляя о чем-то, затем резво сорвался с места и, разбежавшись, врезался в прохладную гладкую поверхность реки. Мальчишка скрылся с головой, а вынырнул только секунд через двадцать, счастливый и улыбающийся. Поднялся с песка и Розгин. Вид купающегося Ивана побудил и его окунуться.
— Геннадий Церенович! — окликнул Кекшиева Юрий, едва высокопоставленный чиновник показался из дверей здания Государственной думы.
Мякинец поджидал своего могущественного должника, сидя в машине. Он припарковался возле административного корпуса около получаса назад. Все это время он неторопливо попыхивал традиционной сигарой, поглядывая время от времени то на свои наручные часы, то на мраморное крыльцо Думы. Кекшиев долго не появлялся. Мякинец был один, без подручных. Наконец ожидания хартмановского исполнителя были вознаграждены.
Он выбрался из уютного салона иномарки и призывно взмахнул рукой. Геннадий Церенович не заставил себя упрашивать. Он стремительно пересек разделявшее их с Юрием пространство и, обменявшись рукопожатием со старым кредитором, забрался внутрь внедорожника, на переднее пассажирское сиденье.
— Заминка у вас, значит?.. — недовольно пробурчал чиновник, когда Мякинец честно, без прикрас, изложил ему нынешнее не очень-то обнадеживающее положение вещей.
При этом Кекшиев нервно открывал и закрывал крышку бардачка, расположенного под приборной панелью. Все только что услышанное, мягко говоря, не обрадовало Геннадия Цереновича.
— Заминка, — согласно кивнул Юрий.
— Ну что ж… — Кекшиев оставил, наконец, в покое злополучную крышку бардачка и откинулся на спинку сиденья. Губы чиновника тронула злорадная усмешка. — Я не напрашивался. С Хомутом тоже будет заминка.
Мякинец выпустил клуб сигарного дыма в раскрытое окно. Он ожидал подобной реакции от этого скользкого и изворотливого человека, прекрасно знающего цену себе и оказываемым им услугам. Но Мякинец обязан был брать быка за рога, ибо отказ от сотрудничества со стороны Кекшиева грозил неприятностями именно ему. Причем неприятностями крупными, так как исходили они непосредственно от такого могущественного и жестокого человека, как Касатик. Тут было над чем поразмыслить.
— А вот это напрасно, — попытался Юрий достучаться до благоразумия собеседника.
Но тот был настроен сегодня на иной лад. Как оказалось, отнюдь не мажорный.
— Напрасно какая-то сволочь убийственный слив в Интернет сегодня сделала, — злобно прошипел Кекшиев. — Там и твои Хартман и компания, и мое имя полощется, и наша договоренность засвечена… — Геннадий Церенович многозначительно помолчал и продолжил уже не столь гневно: — Слава богу, я никаких конкретных шагов без денег не сделал.
Мякинец был поражен. Он ничего не знал ни об Интернете, ни о том, как выразился чиновник, сливе, о котором сейчас шла речь. Выходит, ситуация не просто осложнялась с каждой секундой, но и грозила перерасти в самую настоящую катастрофу. Какое-то фатальное невезение преследовало их компанию. А может, чересчур опасные противники встали на пути?
— Это кто же постарался? — мрачно произнес Юрий.
— Какая разница? — В голосе Кекшиева сквозило откровенное пренебрежение. — Выясним… Но руки у меня теперь связаны, Юрик. Меня по партийной линии иметь будут после обеда. Так что не до уголовных элементов сейчас…
— Проскользнете, — поспешил приободрить высокопоставленного подельника Мякинец, выбрасывая в раскрытое окно толстый окурок и разгоняя рукой повисший в салоне густой дым. — Не впервой. Только уголовнички могут голову повредить за нарушенное слово, — не преминул ввернуть он в заключение.
Читать дальше