Мерным, спокойным шагом Лавр направился прочь от киоска. Застывшее, как маска, лицо его не выражало при этом ни малейших эмоций. Распахнув заднюю дверцу служебной «Волги», Федор Павлович подхватил с сиденья оставленный им довольно тяжелый, распухший портфель. В глаза водителю Лавриков старался не смотреть. Опасался, что, несмотря на его природное самообладание, проницательный молодой человек сумеет заподозрить неладное.
— Вы свободны, — коротко проинформировал подчиненного народный избранник. — Спасибо.
Водитель не повернул головы.
— Подпишите тогда путевой… — только и произнес он.
Лавр так и сделал. Затем, пока автомобиль удалялся, он без движений стоял на тротуаре, с каким-то даже неподдельным интересом разглядывая носки своих туфель. Однако стоило «Волге» свернуть на центральный проспект, как Федор Павлович моментально устремился к магазину-салону по продаже мобильных телефонов, расположенному на противоположной стороне улицы. Благо дело, такие магазины сейчас на каждом углу отыскать можно.
Лавр скользнул внутрь застекленного помещения. Появился обратно уже буквально через минуту. Задержался на ступеньках и, поставив портфель к ногам, достал из коробочки новый аппарат. Зарядное устройство спрятал в карман, а саму коробку без лишних раздумий сунул в стоящую рядом урну, предварительно проверив, не наблюдает ли кто-то за его странными манипуляциями. Вроде бы нет.
В завершение всех своих действий Лавр опробовал разные звонки аппарата. Выбор его остановился на мелодии Моцарта. В городском шуме музыкальная фраза из неоконченного концерта в своеобразном электронном исполнении прозвучала несколько необычно. Но Федору Павловичу понравилось. Лицо бывшего криминального авторитета заметно расслабилось, ожило. Он уже целенаправленно, решившись на какие-то действия, спустился со ступенек.
Книга оказалась очень даже интересной. Иван никогда прежде не соприкасался с творчеством Стивена Кинга, а вот теперь погрузился в него, что называется, с головой. В заросшем травой одичавшем саду лавровской дачи Кирсанов удобно расположился на старой раскладушке в полусидячем положении. Губы его едва заметно шевелились, а в детских небесно-голубых глазах отражалось сопереживание тому, что было напечатано на странице.
Иван, увлеченный изложенными в книге событиями, не заметил, как из-за густой листвы вынырнул Федечка и приблизился к нему. В руках молодого человека была трехлитровая банка с морсом и пара стаканов.
— Холодненькое будешь? — с ходу предложил Розгин.
Кирсанов не стал отрываться от книги. Он просто кивнул, не поворачивая головы в сторону собеседника.
— Давай.
— Подано… — шутливо провозгласил Федечка, ставя стаканы прямо в траву и наполняя их прохладным морсом, правда умудрившись расплескать немного красноватой жидкости на землю. Только сейчас он более внимательно пригляделся к книжному экземпляру в руках паренька.
— Книга у тебя какая-то… бракованная, — высказал Розгин свою точку зрения.
На этот раз Иван оторвался от захватывающего чтения, свесил ноги с раскладушки и сел. Федечка опустился рядом с ним и протянул приятелю один из наполненных стаканов. Кирсанов с благодарностью принял его и тут же совершил небольшой бодрящий глоток.
— Я же говорил, — грустно напомнил он Розгину. — Меня пытались раздавить. Это не бредом было. Но раздавили «Темную Башню».
Мальчик похлопал книгой себя по колену и отложил ее в сторону, на раскладушку между собой и Федечкой.
— Ничего, — хмыкнул Розгин. — Привыкай. Люди обожают давить друг друга.
— Почему?
Иван искоса посмотрел на своего старшего товарища, но тот лишь беспомощно развел руками. Что тут можно было ответить? Глубоко вдаваться в психологию человеческой натуры не хотелось, а на абстрактных примерах и уж тем более на пальцах законы несовершенного мира не объяснишь. Сложно все это.
— Потому, что внутривидовая борьба идет острее, чем межвидовая, — более-менее доходчиво, как ему самому показалось, разъяснил Федечка.
Но Кирсанов слегка подрастерялся.
— Я такого еще не проходил, — с улыбкой признался он.
— Но столкнулся на практике…
Тему непростого разговора пора было сменить. Розгин перевел взгляд на лежавшую между ним и Иваном книжку, взял ее и вяло, без интереса, пролистал несколько страниц. Потом снова оценил обложку фолианта. На лице Федечки появилось скептическое выражение. Литературой подобного рода он интересовался крайне редко. А вернее, совсем не интересовался.
Читать дальше