Александр Устинов - NEXT-2. Следующий. Книга 4. Во имя любви

Иван вопросительно посмотрел на своих друзей и в первую очередь, естественно, на Лавра, лидерство которого в этой компании никто оспаривать не собирался. Федор Павлович одобрительно кивнул.

— Иди, не бойся, — сказал он Кирсанову. — Займи свое место.

Переборов свое детское смущение, Иван пошел вдоль длинного офисного стола, дробно постукивая по паркету подошвами. Семирядин сопровождал его. Директора филиалов, сидящие на стульях, поворачивали голову, а иные даже вставали и провожали мальчика взглядом. Достигнув «главного» кресла, Иван снова в нерешительности остановился. Что-то смутило его, и он растерянно оглянулся.

— Тебе помочь? — Андрей подхватил Кирсанова под локоть.

— Спасибо. Я сам.

Иван грубо выдернул руку и, стараясь не быть смешным, забрался в кресло, совсем недавно принадлежавшее его отцу. Над высоким столом виднелись только его голова и плечи. Но мальчик, максимально выпрямившись, выложил на столешницу еще и руки. Он чувствовал себя крайне неуютно, но виду не подавал. Держался с достоинством.

— Удобно? — осведомился Семирядин.

— Это не мой размер… — ответил Иван и тут же добавил неожиданно жестким тоном: — Пока не мой.

Семирядин почувствовал в его последней поправке скрытый вызов и поспешил изобразить на своем лице безраздельное радушие и предупредительность.

— А мы как раз обсуждали, как сделать так, чтобы ты и твоя мама ни в чем не нуждались, — известил он Кирсанова.

— И как это сделать? — На первый взгляд вопрос был вполне простодушным и наивным.

Семирядин прочистил горло и коротко переглянулся с Ангелиной Виннер.

— Пока мама не может ответить, решай сам, — улыбнулся Андрей Матвеевич. — Как мужчина. Или сразу получить много-много денег, или получать поменьше, но каждый месяц. Ну, нечто вроде пенсии.

В офисе снова повисла пауза. Кирсанов размышлял о чем-то, и никто не торопил его в этом процессе. Наконец мальчик откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы в замок. Теперь он не чувствовал себя скованно. Скорее наоборот. Привыкал к положению человека, голос которого является решающим.

— Дядя Андрей, — неспешно произнес Иван. — Я знаю, пенсию получают старые люди. Лиза, например. Она называет ее «смешной».

Семирядин снова откашлялся и, подхватив один из пустующих стульев, придвинул его поближе к креслу Ивана. Сел.

— Ваша пенсия будет совсем не смешной, а серьезной. — Андрей многозначительно покачал головой. — Весьма.

— Но я же не старый, — упорствовал Кирсанов. — И мама не старая.

— Да, ты молод, — согласился Андрей Матвеевич и грустно добавил к уже сказанному: — К сожалению, слишком молод.

Иван развел руками.

— Поэтому никакой пенсии и не надо, — гордо и величественно отказался он с таким видом, будто только сейчас принял это окончательное и бесповоротное решение. — Мне сейчас объяснили. Да я и сам знаю… Нашей семье принадлежит больше третьей части всего, что есть в «Империи». И я — наследник.

— Кто тебе это сказал? — Семирядин занервничал. Даже его правое веко едва заметно задергалось.

— Вон, Федечка стоит… — Кирсанов указал на своего друга, все еще скромно отиравшегося в тени своего отца, и Андрей Матвеевич машинально обернулся. — Сегодня есть я и мама. А потом у меня родятся дети, потом внуки. Вы им тоже будете давать пенсию? Но вдруг вы умрете к тому времени… — Иван пожал плечами. — Все ведь умирают. Что тогда?

Андрей Матвеевич уже начинал покусывать нижнюю губу. Сейчас ему больше всего хотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда и выпить. Но внимание всех присутствующих сконцентрировалось именно на нем. Даже улизнуть незаметно не получится.

— Твой друг Федечка не слишком в курсе дел… — начал было он, но его перебила Ангелина. Не выдержав, она поднялась на ноги, и Семирядин облегченно вздохнул. Вот пусть эта стерва и отдувается теперь.

— У нас нет лишних минут для этих заигрываний балаганных и сюсюканья! — жестко провозгласила госпожа Виннер и, развернувшись лицом к Лавру и его компании, почти официально проинформировала незваных гостей: — Если отбросить личное имущество Кирсановых, при отсутствии завещания не может быть и речи ни о каких наследственных половинах и иных долях в капиталах «Империи»!

Лавриков понял, что настала и его пора. Древнегреческая трагедия дошла до того кульминационного момента, когда появляется «божество из машины».

— А кто вам сказал, добрая женщина, что завещание отсутствует? — негромко, но с нажимом произнес он.