Возвращение церкви былой её собственности, увы, тоже не обошлось без печальных инцидентов. Вот и диакон Андрей Кураев корит журналиста Якова Кротова за строки: "Община пошла на самозахват части помещений, учинив акт вандализма - разбив все туалеты в техникуме". "Унитазы, кстати, - замечает Кураев, - стояли в алтаре. Но "актом вандализма" оказалось не устройство туалета в алтаре, а то, что верующие прекратили его функционирование..." На мой, увы, сугубо мирской взгляд, вандализм и то и другое. Кто знает, может, и унитазы, хоть на какое-то, ну, скажем, потребное для восстановительного ремонта время, могли бы пригодиться. Но, видно, ничего уж тут не поделаешь. Таков уж темперамент нации: из крайности - в крайность, и каждый раз все с той же нетерпимостью: "До основанья, а затем..."
Этот случай рассказал Аркадий Кольцатый в видеоинтервью, снятом Мариной Голдовской1 в начале 90-х в Лос-Анджелесе. Кольцатый - классик, один из первых кинематографистов, удостоенных ордена Ленина, оператор многих фильмов, и в частности снятого в сталинские годы "Великого гражданина", призывавшего к непримиримой борьбе с классовым врагом. Из его послевоенных работ более всего известна "Карнавальная ночь".
Так вот, где-то в начале 30-х работали они с Владимиром Вайнштоком (позднее они вместе снимут "Детей капитана Гранта") в Беловежской пуще. Зима. Холод. Теплый туалет - один на всю округу. В местном НКВД. Ребята общительные, прихватили пол-литровую, зашли к начальнику, поставили на стол, познакомились, поговорили, ну, естественно, и освидетельствовали местные достопримечательности. Потом не раз снова заходили, по-прежнему с бутылкой. Начальник сразу понял, почему киношники так полюбили его общество, но не обиделся и даже как-то пошутил на этот счет. Мол, надо бы ещё один стакан поставить - для унитаза. Он тоже вроде как член компании.
Спустя несколько лет Кольцатый встретил того начальника на улице в Питере - оказалось, его перевели сюда на работу. Постояли, покурили, поговорили. На прощание тот сказал:
- Знаешь, мне тут часто списки на подпись приносят. Ну, я людей-то не знаю - я и подписываю. А вас-то я знаю. Увидел - обоих вычеркнул.
В общем, повезло ребятам. Что в Беловежской пуще был теплый туалет. Единственный. В НКВД. И нам тоже повезло. А то не было бы в нашем детстве ни "Острова сокровищ", ни "Детей капитана Гранта", замечательных, романтических, полных веры в победу правды и справедливости.
"В 30-е годы Сталин озаботился созданием положительного образа первого в мире социалистического государства. Для этого, в частности, по распоряжению вождя был приглашен французский писатель Андре Жид. Принимали его по высшему разряду, показывали самое лучшее. После путешествия по СССР он, как и ожидалось, восхищенно описал увиденные достижения советского строя. Не понравились ему только туалеты, о чем он тоже сообщил. Француза поразила даже не отвратительная грязь советских туалетов, но то, как они устроены. Сталин в СССР издавать книгу запретил, и отнюдь не из-за мелочи. Заграничный писатель обнародовал тайное тайных: то, что наравне с организованным голодом и лагерями составляло один из механизмов подавления личности. Тоталитарный строй основан на унижении людей, на их психологическом подавлении, чему как раз и было подчинено устройство советских туалетов.
В СССР воспоминания А.Жида опубликовали только после сталинской смерти".
Из статьи А.Букина
"Унижение двумя нулями"
(Алфавит. 2000. № 28).
В дневниках великого нашего ученого Владимира Ивановича Вернадского (засев за его труды и книги о нем и его наследии, понимаю, какого поистине леонардовского масштаба эта фигура) подробно описано его пребывание, к счастью недолгое - два дня 14-15 июля 1921 года, - в застенке ЧК на Шпалерной.
"В тюрьме попадаю - в темноте - в камеру 245; ватерклозетный запах, три постели, где спят, один предложил примоститься рядом на скамье и табуретках; решил сидеть до 8 (было, должно быть, около 4-х), когда утром один из арестованных обещал освободить койку. Впечатление пытки. Прикорнул, вынул подушку. Тяжелый запах клозета. Окно открыто, но воздуху недостаточно. Это уже настоящее не только моральное, но и физическое истязание. К утру начал писать бумагу в ЧК обо всем этом, настаивая на допросе... Но оказалось, нельзя писать по начальству до среды, а я был арестован в четверг, решил писать старосте, вызвал доктора, решившись требовать перевода из клозета.
Но в 6 часов меня вызвали к допросу. Следователь Куликов явно дал понять свое благожелательное отношение... Рассказал ему о моих попытках и необходимости уехать для окончания моей работы, причем я вовсе не хочу эмигрировать, сказал я, конечно, если вы не станете ставить меня в такое положение, как сейчас...
Читать дальше