Михаил Литов - Прощение

Я даже не представлял, как дать ей понять, что это катастрофа, я-то сам очень хорошо и быстро сообразил, что маленькая и вроде бы пустяковая отсрочка выезда властью обстоятельств превращается в беду, вырастает в погоню и почти неизбежную мою поимку. Но Гулечка была далека от моих обстоятельств, а я не знал, как втемяшить в ее веселенькую головку, что должен поскорее оставить город и, самое разумное, никогда больше сюда не возвращаться.

- Подружка пригласила меня, - сказала Гулечка, - у них там годовщина свадьбы, десятая, что ли. Я узнала только вчера и не успела тебя предупредить. Ты сердишься?

- Значит, выезжаем завтра?

- Нет, - возразила Гулечка, - нет, не так. Сегодня будет попойка у них дома, завтра пикник на берегу моря. Ребята что-то готовят, обещают, что мы на всю жизнь запомним этот праздник. Ребята хорошие собираются. А послезавтра прощальный ужин.

- Прощальный? - вскликнул я.

- Ну да, радость моя, прощальный... прощай, мол, годовщина, мы тебя хорошо встретили и отметили, а теперь будь здорова, не поминай лихом.

У меня упало сердце, и я не нашел в себе сил сопротивляться. Да и чему, собственно? Мы поехали на вокзал обменять билеты, я все еще не знал, могу ли считать себя приглашенным на торжество, и это беспокоило тоже, пожалуй, больше всего прочего. Оказалось, что я приглашен; не исключено, однако, что Гулечка только на вокзале, когда мы сдали билеты, решила этот вопрос.

- Нужно купить цветы, - сказала она.

Траты, подумал я. Кашель сотряс мою грудь. Я прочистил горло. Мой голос прозвучал неожиданно громко:

- Твоя подружка любит цветы?

Я вложил в этот вопрос слишком много волнения, даже души, и Гулечка с удивлением посмотрела на меня. Вопрос, где я проведу ночь, все тоньше и болезненнее сверлил мой мозг.

- Цветы? - переспросила Гулечка. - Ну да, любит... Она отличная баба и понравится тебе.

- Я нисколько в этом не сомневаюсь. Но после... после я хотел бы пойти к тебе.

- Ночевать?

- Вот именно.

- Дудки, переночуешь дома, с женой.

- Как тебе сказать... дом далеко, что-то с ним приключилось, он рассеялся, как мираж...

- Ладно, посмотрим, - отмахнулась она.

- Я могу надеяться?

- Может, я пристрою тебя у Лоры.

- Хочу не у Лоры, а у тебя.

- Я говорю - посмотрим.

- И все же успокой меня, Гулечка, не разбивай мои надежды, не лишай меня удовольствия думать, что твой дом - в известном смысле как бы и мой дом.

- Это ты уже загнул, милый.

- Но все же?

- Посмотрим.

Я взглянул на нее пристально, испытующе, но вышло так, что мой взгляд словно затерялся где-то в пустоте. Глаза у Гулечки туманились довольством, вся она была до бесконечности далека от меня, так что я легко представил себе, как, какими словами и аргументами она откажет мне в ночном приюте. Мы вышли к обрыву. В отдалении среди листвы я увидел красную остроконечную крышу вепревского дома. Занимался вечер, и распростершееся внизу море будто наливалось свинцом. Признаться, я не испытал особого волнения, убедившись, что мы приближаемся именно к дому, где мне уже приходилось гостевать, - все теперь было словно одно к одному и какая-то отдельная деталь, даже и поразительная, в совокупности с другими не должна была, очевидно, бросаться в глаза и трогать. Складывался рисунок, своими неожиданностями и одновременно закономерностями принимавший облик финала, а уж против этого я не имел морального права протестовать. Нам открыла сама Лора, и мы немного побеседовали, прежде чем пройти в комнату.

- А Жанна тоже пришла? - спросила Лора. - Как жаль, что я не успела ее предупредить. Бывает же, а? Забыла... просто-напросто выпало из головы!

- Жанна - это моя жена, - объяснил я Гулечке, и она пожала плечами с удивительной грацией равнодушия. Я был умилен. Казалось, чтобы добиться подобного эффекта, нужны были усилия многих людей, все женщины мира должны были бы пожать плечами, выражая безразличие к моим проблемам, но Гулечка одна и с потрясающей легкостью сотворила этот шедевр.

- По-моему, - обронила она небрежно, - он меньше всего думает о своей жене.

- Я никаких претензий не имею, - возразила Лора с усмешкой, задрожавшей на ее тонких, этаких бескровных губах. - Это ваше дело, добавила она с искусным проявлением миролюбия.

Я спросил:

- А как ваше здоровье? Больше не болеете?

- Ты и не представляешь себе, дорогая, - кинулась Лора, - как мы извели в прошлый раз этого молодого человека. Мы говорили только о болезнях... и он терпел! Он, бедняга, молчал и не знал, куда себя деть от тоски. Нет, - повернулась она уже ко мне, - мы не вполне здоровы, выздоровления и не может быть... что поделаешь! И мы не хотели затевать пирушку, но ребята настояли, они молодые и здоровые. Им лишь бы беситься. Настоящие сорви-головы, какие бывают в романах. Сегодня, Кирилл, у нас будет не то, что в прошлый раз, и вы хорошо проведете время.