Михаил Литов - Узкий путь

Так заплакать ли? засмеяться ли сумасшедшим смехом? принять позу неприступности и неуязвимости? уйти, хлопнув дверью? Чу! чу! - повелевает и учит голос оживающей души, - вслушайся в их разговор, не пропусти, на чем они столкуются. И словно из баснословного далека донеслись до него слова единения Наглых со Сладкогубовым: мы на титульном листе поставим ваше имя, вас это устроит, друг?

Вот как?! Жизнь началась сначала только для того, чтобы на титульном листе выстраданной книжки поставили имя другого человека? Он выходил по утрам с собакой и над ее копошащимся в траве тельцем шептал слова ненависти, слова проклятия беззаботным и далеким пленникам его гнева, он оспаривал правду отца, виновника его дней, он в Треугольной роще стер до крови коленки, ползя между деревьями и животными к занявшей небо возлюбленной, он превозмог мелочь чувств, возненавидев ее мужа не за то, что он ее муж, а потому, что отвратительны его принципы, - и теперь все это теряет смысл и просто погибает, потому что откуда-то пришел неизвестный женоподобный человек и с веселой наглостью заявил свои права, а ему поверили, его правду сочли более удобной и нужной!?

- Вы хотите отдать книжку этому человеку? - закричал Сироткин. Поставить на титульном листе его имя? В таком случае я вас спрашиваю: какое же значение имеют все эти общественные перемены и новые обстоятельства жизни, благодаря которым мы смогли начать свое дело, и каков смысл всех наших усилий и в чем их ценность, если вы способны в одну минуту все перевернуть вверх дном, поставить с ног на голову, переиначить все по своей прихоти и принести в жертву своего товарища? Может быть, вы и деньги хотите ему заплатить? Или это он вам уже заплатил, чтобы вы разделались со мной? Идиоты, слепцы! Для вас и жизнь человека - ничто... Но чем играть в такие опасные и гнусные игры, лучше уничтожьте эту книжку совсем! Уничтожьте набор, а заодно с ним и наборщиков, чтобы они не проболтались о вашей подлости, уничтожьте все ваше дело! Оно вышло из лжи и обречено на позорный провал, да вы и задумали его только для того, чтобы выколачивать денежки из простофиль. А люди правду видят... о, мне давно говорили, меня предупреждали... но я еще думал, что следует погодить, присмотреться, авось выйдет что-нибудь доброе из вашей затеи... Как же! Посмотрите на себя - во что превратились, как только кинулись плясать под дудку этого болвана. Вы готовы продаться любому и любого предать. Шайка проходимцев! Вы всегда свято верили, что выгодно отличаетесь от других, выделяетесь из толпы... но теперь вы показали свой истинный лик! Я был как пробный камень, как лакмусовая бумажка... я всегда был не такой, как вы... Сироткин не продается! Вы еще узнаете настоящего Сироткина... но тогда вас поразит ужас, а спасения никакого не будет!

Ласково, по-девичьи, смеясь над простодушной сказкой, творимой распалившимся и теряющим рассудок приятелем, Наглых схватил убегающего Сироткина за ворот рубахи и воскликнул:

- Ну, милый мой, ты же взрослый человек! Сел в лужу... бывает... теперь возьми себя в руки... нужно же поправить дело, дружок, уладить... И не ругай нас, не порывай с нами, не покидай!

Но человек и в сорок лет бывает несолиден и смешон, как неразумный карапуз. Сироткин вырвался из сильных рук утешающего друга, обвел всех взглядом озлобленного мальчишки, затравленного зверька.

- Смотрю я на тебя... - сказал он наконец Наглых.

- И?

- Твое лицо прекрасно...

- Та-ак... продолжай! И помни, я с тобой, дружище, и в обиду тебя не дам. Я разделяю все твои тревоги и опасения, делю с тобой трудности пути. Но мы пойдем дальше, вместе, рука об руку, будем идти и идти, и не за горами время, когда...

- Но я ведь читаю в твоей душе, как в раскрытой книге, - перебил, нахмурившись, Сироткин.

- Оставь это! - крикнул Наглых. - Я сейчас положил душу за то, чтобы тебя развеселить, отвлечь от грустных дум. Что можно прочитать в такой душе? Она твоя. Я не лгу, я говорю искренне, другой бы махнул рукой, может, Фрумкин уже и махнул, но не я! Если начистоту, мне никакой выгоды удерживать тебя и возиться с тобой, помешанным, нет, я не сиделка, не нянюшка, но я удерживаю и не отхожу от тебя, сам видишь. Просто я веселый человек и не хочу, чтобы ты впал в уныние и зачах.

- Я их всех презираю, - сказал Сироткин звонким голосом, оторопелой птицей глядя в глаза Наглых, - и тебя вместе с ними. Они грязные скоты, а ты, если не оставишь меня в покое, горько поплатишься. Я найду способ отомстить им всем, и не надейся, что я сделаю для тебя исключение. Будешь плакать навзрыд.