В «линкольн» посыпались камни. Обернувшись, шофер и рыжий увидели небритого мужчину лет сорока в синем халате. К нему тут же подскочила девушка в фисташковом халате.
– Зачем вы бросаете камни в машину, Гипом?
– О… о…
– Вы хотите ее разбить?
Человек в синем халате пожал плечами, повернулся и бросился бежать. Девушка приветливо обернулась к прибывшим.
– Месье?..
– Хартог, – сказал рыжий. – Меня ждут.
– Вы по поводу приема?
– Нет, выписки. Разве я похож на сумасшедшего?
Девушка засмеялась.
– Не больше других. Прошу вас, не произносите здесь этого слова, чтобы не шокировать окружающих.
– Я люблю шокировать.
– Вы причините боль пансионерам.
– Может, мне это доставляет удовольствие.
– Простите? – переспросила сбитая с толку девушка.
– Хватит болтать, – сказал рыжий. – Меня ждут. По крайней мере, должны ждать. Я приехал забрать человека.
– Поднимайтесь по лестнице. – Девушка неожиданно перешла на официальный тон. – В холле вы увидите дежурного.
– Секунду…
Рыжий осмотрел свой «линкольн».
– Ущерба не причинено. Почему вы позволяете им бросать камни?
– Самодисциплина. Вам этого не понять.
– Идиотка.
Девушка покраснела и улыбнулась.
– Это все, – сказал рыжий. – Можете идти.
Девушка перестала улыбаться и, покраснев еще больше, удалилась.
– Ждите меня в машине, – сказал рыжий шоферу. – Смотрите, чтобы еще кто–нибудь не стал бросать камни. Если что, поддайте ему как следует.
Шофер развалился на своем сиденье, выставив ноги наружу, в то время как его хозяин поднимался по белой лестнице в замок. В холле было очень прохладно. Рыжий поежился. Пол был вымощен мраморными плитами. В холл выходило несколько стеклянных дверей. За столом красного дерева сидел смуглый мужчина итальянского типа и читал газету.
– Жерар Хартог, – сказал ему рыжий. – Меня ждут. Мне назначил встречу доктор Розенфельд.
– Я в курсе. Сейчас провожу вас.
Смуглый мужчина встал из–за стола, открыл одну из стеклянных дверей и зашагал впереди Хартога по узкому длинному коридору. Он нажал кнопку звонка на двери, обитой белой кожей.
– Входите, – раздалось из переговорного устройства.
Брюнет открыл дверь.
– Месье Хартог, – объявил он.
Он отошел в сторону, чтобы пропустить рыжего, и закрыл за собой дверь.
Доктор Розенфельд подошел к рыжему, протянув для приветствия руку. Оба были приблизительно одного роста. У Розенфельда были небольшая лысина и смеющееся лицо.
– Очень рад вас видеть, – сказал он.
– Девушка готова?
– Мадемуазель Балланже сейчас спустится. Я предупрежу ее.
Он вернулся к столу и нажал кнопку переговорного устройства. Хартог осмотрелся.
Он находился в угловой башне, стоявшей в воде. Хартог подошел к окну и выглянул наружу. Он почувствовал сильный запах сырости.
– Месье Хартог приехал, – сказал Розенфельд в переговорное устройство. – Мадемуазель Балланже может спускаться со своими вещами…
Розенфельд сел в кресло и посмотрел на Хартога, выглядывающего в окно с брезгливым выражением лица. Врач выдвинул ящик стола, достал трубку и набил ее табаком «Жан Барт». С его губ не сходила улыбка. Хартог резко повернулся к нему.
– Я выпишу вам чек.
Врач удивленно поднял брови.
– Дар, – пояснил рыжий. – Благотворительный взнос на нужды вашего заведения.
– Как вам угодно, – ответил доктор. – В этом нет необходимости.
– У вас очень интересное дело.
– Вы имеете в виду антипсихиатрию?
– Я не знаю, – сказал Хартог. – Я имею в виду лечение сумасшедших.
Розенфельд поморщился. Он хотел что–то сказать, но передумал и раскурил трубку. Хартог, выписав чек на десять тысяч франков, протянул его доктору.
– Это много, – заметил Розенфельд.
– Для меня это мелочь, – возразил Хартог.
Глава 2
В парадном зале замка пациенты сидели на скамьях. Воспользовавшись рассеянностью персонала, они передавали из рук в руки литровую бутылку «Кирави», из которой пили через соломинку. На сцене около дюжины человек играли на разных музыкальных инструментах: пианино, саксофоне и рожке. Они пели: «Волнующая сладость и истома первого объятия…»
Некоторые зрители непрерывно аплодировали.
Мелодия песни проникала в комнату Жюли, но слов нельзя было разобрать.
В квадратной комнате с бледно–зелеными стенами стояли белая кровать, стол и стул. На окне была металлическая штора. На стене висела репродукция картины Ван Гога, изображавшей колосья пшеницы. Жюли стояла перед своим багажом: картонным чемоданом и полотняной сумкой. Это была высокая хрупкая девушка с впалыми щеками, густыми, рассыпанными по плечам черными волосами. У нее было бледное лицо с ярко накрашенным ртом. Она была красивой, но красотой несколько грубоватой. Ее можно было принять за переодетого юношу. Твидовый костюм был не по сезону теплым. Из коротких рукавов высовывались худые руки с большими смуглыми кистями.
Читать дальше