– На помощь! – крикнула она, обхватив руками шею, чтобы остановить кровь.
Глава 27
На рассвете Кэш выскользнула из кровати, на которой спал Эполар. Он открыл глаза.
– Ты куда?
– Покормить кроликов.
– Ты вернешься?
– Да. Спи.
Кэш вышла. Эполар сел на кровати и поморщился. Он порылся в карманах брюк, достал сигареты и спички, закурил и задумался. Нет, он не верил, что они получат выкуп и разбогатеют, и даже не верил, что останется живым.
Он встал и оделся. Черный камин в общей комнате был холодным. Буэнвентура пил кофе и слушал радио.
– Привет, – сказал Эполар и закашлялся от дыма сигареты.
– Привет.
– Ты видел Кэш?
– Она кормит кроликов.
– Ох, – простонал Эполар и сел за стол. Он налил себе кофе. – Занятная девочка, – сказал он.
– Хорошая девочка, – согласился Буэнвентура.
– Ты давно ее знаешь?
– Да.
– Вы спали вместе?
– Нет, – сказал Буэнвентура. – Она не захотела.
Эполар опустил глаза.
– Ты совсем не спал, – заметил он.
– Я спал пять часов. Вполне достаточно.
– Что говорят по радио?
– Сволочи! Я сомневаюсь, что они дадут ответ в последний момент. Я нервничаю.
Вошла Кэш. На ней была грязная коротенькая дубленка. Она откинула с лица прядь волос.
– Я вижу, что все уже встали, выпью с вами кофе.
Она села и налила кофе в чашку. Потом прибавила звук в приемнике. Транзистор жалобно протявкал.
– Черт! Батарейки сели.
– А запасных нет?
– Нет.
– Дело дрянь.
– Я съезжу за батарейками в девять часов, – сказала Кэш, – когда в Кузи откроются магазины.
– Я поеду с тобой, – сказал Буэнвентура.
– Зачем?
– Мне обрыдло сидеть сложа руки. Давит на нервы.
– Тогда поезжай сам на «дофине», а я останусь.
– О'кей.
Буэнвентура встал.
– Эй! – окликнула его Кэш. – Подожди до девяти, когда откроются магазины.
– Хорошо.
Каталонец снова сел.
Глава 28
Оставив своих коллег у Марселя Треффэ, Гоемон вернулся к себе около двух часов ночи. В восемь утра его разбудил телефонный звонок. Он спрыгнул с кровати и, спотыкаясь, побежал к аппарату.
– Алло? – спросил он, взглянув на часы, и выругался про себя.
– Комиссар мы их обнаружили! – на другом конце провода в голосе подчиненного звучал энтузиазм молодости. Он рассказал, что в соответствии с планом проверки адресов из записной книжки Марселя Треффэ, был допрошен управляющий отелем, в котором остановилась Вероника Кэш. Управляющий сообщил, что последние две недели она в отеле не появлялась.
– Ну и что из того? – раздраженно спросил Гоемон.
Он чувствовал себя разбитым. Шесть часов сна не улучшили его самочувствия. И ему казалось оскорбительным, что самые важные события происходят, когда он спит. Настроение у него было омерзительное. Стоя возле кровати в лиловой пижаме, он с ненавистью окидывал взглядом свое недавнее приобретение – однокомнатную квартиру. Комната казалась сейчас ему жалкой, тесной, плохо обставленной и вонючей.
– Учитывая довольно сомнительный образ жизни – она была на содержании, – а также ее нескрываемые симпатии к публичным беспорядкам, наши парни решили по казать ему снимки.
– Кому?
– Но, комиссар, управляющему…
– А… ну и что?
– Он опознал Диаза.
Гоемон закусил усы, потянулся левой рукой за голландской сигарой, изогнулся, как гимнаст, закуривая ее и не выпуская трубки.
– И эта Моника…
– Вероника, комиссар. Вероника Кэш.
– Моника или Вероника, какая разница? Не перебивайте меня! – рявкнул Гоемон. – Это у нее было два адреса по списку?
– Вот именно, комиссар. Второй адрес относится к пригороду. Это в шестидесяти километрах от Парижа. И спрашивается…
– Мой дорогой Паскаль, – сказал Гоемон возбужденно, – ничего не предпринимайте без меня. Я лечу в министерство.
– В какое министерство? – спросил подчиненный, который отупел после бессонной ночи.
– На площадь Бово, осел! – взревел Гоемон. – Ждите моего приказа! – и повесил трубку.
Он снял пижаму и, пренебрегая ежеутренней гимнастикой, быстро оделся (белая синтетическая сорочка, черный костюм, синий галстук с красными прожилками) и побрился электробритвой. Перед выходом открыл окно, чтобы проветрить комнату. Спустившись вниз, зашел в бар и выпил чашку крепкого кофе. Дом Гоемона представлял собой современную конструкцию, белые стены которой были покрыты живописными, часто непристойными, оскорбительными и угрожающими надписями. Гоемон заплатил за кофе и вышел на улицу. Он сел в свой «рено–15», припаркованный напротив огромного красного щита, который гласил: «Дрожите, богатые! Ваш Париж окружен и будет сожжен». Гоемон направился в сторону площади Бово.
Читать дальше