Детектив Франции - Выпуск 4

– Вы позволите? – спросил я и, не дожидаясь ответа, налил себе коньяку. – Скажите мне, что вам нужно от Мемфис Шарль?

– Я хочу посмотреть на нее.

– Так же, как вы смотрите на меня?

– Именно так.

Он не шутил. Это было нелепо.

– И это все? – спросил я.

– Дальнейшее будет зависеть от того, что я замечу в ней.

Он поднял рюмку, вытянув руку в мою сторону.

– Ваше здоровье, – дружелюбно добавил он и залпом выпил свой коньяк.

Я тоже отпил глоток. Сколько времени можно жить спокойно с пятьюдесятью кусками? Мариус Горизия, я думаю, просаживает их за неделю, есть люди, которым бы этих денег хватило на год. При моем образе жизни и с учетом покупки автомобиля мне бы хватило их года на два. Я даже мог бы позволить себе месяц каникул на берегу Средиземного моря в хорошем отеле. Я отпил еще один глоток. Сколько времени можно прожить с пятьюдесятью кусками и с воспоминанием о человеке, которого продал? Ответ: в памяти не хранится, как говорит компьютер моего друга.

– Какая у вас цель? – спросил я.

– Но я вам только что назвал ее.

– Нет. Ваша конечная цель.

Его лицо сморщилось. Он налил себе еще коньяку и собрался выпить его, но поставил рюмку на место.

– Я хочу уничтожить убийцу той девушки, – сообщил он монотонным голосом.

Девушка – это не совсем верное слово.

– Вы говорите о Гризельде Запата? – спросил я для уточнения.

Он подтвердил. Я допил свою рюмку.

– Почему? – спросил я.

Он покачал головой.

– Вы не говорите мне правды, вы не ответили правдиво ни на один вопрос! – разгневанно заявил я и тут же удивился своему гневу. Я сам не понимал, почему внезапно занервничал и разгорячился.

Он пристально взглянул на меня, поднялся с кресла и подошел ко мне. Я хотел встать, но он зажал ладонью мне рот, и его пальцы впились в мою челюсть. Он буквально сдавил мою челюсть, и я попытался высвободиться. Рюмка выскочила у меня из руки и разбилась о низкий столик.

Мариус Горизия вытолкнул меня из кресла, и я упал на ковер. Я хотел подняться, но не смог. Он что–то подсыпал в мою рюмку. Я посмотрел на осколки рюмки на столе, который куда–то уплывал.

– Сволочь… – Это все, что мне удалось выговорить.

Он мило и нежно улыбнулся. Он стоял надо мной на четвереньках. Я чувствовал запах его лосьона.

– Расслабьтесь, – проворковал он. – Я ваш друг. Вы находитесь в преддверии рая.

Он сложил мои руки и согнул колени, после чего медленно перевернул меня на бок. Он на секунду поднялся, затем завернул меня в теплый шелковый халат, по крайней мере, по моим ощущениям это был халат.

– Не сопротивляйтесь, вы снова становитесь эмбрионом, – мягко прошептал Мариус Горизия в мое ухо. – Вы снова в утробе матери. Здесь тепло. Здесь влажно. Вы еще не родились. Вы еще совершенно невинны, ни за что не отвечаете. Я ваш друг. Вы можете просить у меня все, что угодно. Вы можете все мне рассказать. Я ваша мамочка.

Я еще понимал, что он говорит неправду, но мое сознание ослабевало и становилось податливым и вялым. Я знал, что мне нужно мысленно за что–либо зацепиться. Мне это не удавалось. Мне было хорошо, очень хорошо. Тепло. Я был невинен.

Вот!

Вот за что я мог зацепиться, господи!

Невинный. Надо же. Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Шум. Пот. Транспаранты. Прожекторы. В Форана летит гнилой помидор. Его рожа испачкана. Он выругался, но я не расслышал слов из–за шума и гвалта. Его лицо неприятно, это не из–за помидора, а из–за выражения. Выражения ненависти. Крики. Мостовая. Удар. Кровь. Огонь. Ранен. Кровь. Кровь. Умер. Отходите к зданию префектуры, черт побери!

Я отошел и вошел в здание префектуры. Здесь темно и тихо, долго, долго, долго…

– …ничего из него не вытрясешь, он за что–то цепляется, – сказал Мариус Горизия.

Я понял, что он сказал, несмотря на то что он говорил по–американски. Я немного учил английский на вечерних курсах. Конечно, я все забыл, но если к вам забираются в мозги, то оттуда всплывают разные вещи, как в пруду. Мариус Горизия с кем–то разговаривал. Но я улавливал только обрывки фраз. Я возвращался в реальность. В явь.

На поверхность пруда. Теперь можно распроститься со знанием иностранных языков. Челюсть моя онемела, во рту пересохло. Я лежал на полу, весь в поту, завернутый в шелковый халат. Пот стекал со лба в мои глаза, тек по щекам, попадал в рот. Я закрыл рот. Я услышал чей–то голос. Мои глаза были закрыты, но я почувствовал, что кто–то склонился надо мной и приставил к моему сердцу стетоскоп. Я приоткрыл веки. Какой–то тип поднялся на ноги. Это был молодой парень в твидовом костюме, в очках в прямоугольной черной оправе, с кожаным чемоданчиком. Он отошел и смотрел на меня с высоты своего роста, затем повернулся к Горизия, кажущемуся подавленным и усталым. Через некоторое время он вышел. Горизия вновь наклонился надо мной и протянул мне рюмку.