Фридрих Незнанский: Ящик Пандоры

— Чего это «дорогой»?

— А вот просто так — дорогой и все тут.

В отсеке для терминалов Меркулов и Турецкий задавали Бесу один за другим вопросы, ни на один из которых тот не отвечал. В стороне сидел Виктор Степанович Шахов и внимательно следил за судорожными движениями Беса. Неожиданно он встал со своего стула и, не спрашивая разрешения следователей, сказал твердо:

— Зачем нам в детские игры играть, гражданин Бес? Мы знаем ваше имя. Никакой вы не боец невидимого фронта, уж кто эту легенду придумал, не знаю, вы сами или ваше окружение. Вы просто бандит с большой дороги. Вы начали отстраивать тайную организацию «Вече» много, очень много лет назад, на деньга, заработанные на крови невинных. Перед вами сидит Константин Дмитриевич Меркулов, чью мать вы убили собственными руками ради мелкой драгоценности. Так как вы сейчас прозываетесь, Михаил Кирьякович Дробот?

Меркулов схватился за сердце, отстранил бросившегося к нему Турецкого и достал из кармана нитроглицерин.

— Как... откуда вы...

— А он нисколько не изменился, только постарел и ссохся за эти тридцать пять лет. Я его сразу узнал, у меня память на лица хорошая. А когда он нос стал ладонью тереть, вот так — снизу вверх, никаких сомнений не осталось.

Бес сложил руки на груди и заговорил скороговоркой, да так быстро, что нельзя было его остановить:

— Да, я Дробот, Михаил Кирьякович. Что с того? И что вы, мелкота, обо мне знаете? И как вы смеете судить обо мне? Не вашего это ума дело! Разве я для себя грабил? Богатство — пыль, я власть получил неограниченную, вот что главное.

В отсек вошла Романова, остановилась в изумлении. За ней пришли Борко и Гончаренко. Один Вася Монахов все еще колдовал у экрана, да Грязнов сидел-истуканом рядом с ним, спал с открытыми глазами.

Меркулов улучил секундную паузу, спросил:

— И как же вы употребили «золотой» чемоданчик Берия после того, как убили в пятьдесят шестом году подполковника госбезопасности Федотина, сожгли его живьем в Тайнинке?

— Да не подох он, с ума сдвинулся только. Я его сам в больнице навещал, ничего он не помнил. Как употребил? А так и употребил. Мои — слышите — мои денежки во всех банках за границей лежат! Передо мной на коленках говно это, Крючков, ползает, как до него другие ползали и будут ползать дальше.

Захочу — озолочу, захочу — по миру пошлю. Вам вот жрать сейчас нечего, а у меня целая армия в золоте купается.

Меркулов смотрел на сидящего перед ним вертлявого старика и никак не мог совместить облик Беса с образом убийцы его матери, что сложился за десятилетия в его воображении. Он клялся себе, что убьет Дробота собственными руками, и вот он может это сделать прямо здесь, и он готов ответить по закону за акт возмездия, но уже знал, что не сможет убить его никогда. Ничтожная личность, похвалявшаяся своей властью над председателем КГБ! Насколько же тогда ничтожна личность самого шефа госбезопасности!

— Зачем вам эти дискеты были нужны, Дробот? — спросил Шахов.

— Как — зачем? Разве вы смотрите на жизнь нашими глазами? Я речь веду об истинных патриотах родины. Я против перестройки, против Горбачева. И против Ельцина вашего тоже. Почему? Да потому, что не могу смотреть равнодушно на то, как вы государство наше Российское, сверхдержаву нашу, разваливаете к херам собачим! То, к чему Горбачев в сговоре с Ельциным ведут, страшнее всяких заговоров ЦРУ и НТС. К распаду они, вы все, псы, ведете! Вам насрать, что американцы с сионистами план имеют нашу империю российскую, сверхдержаву нашу развалить. Но я не допущу разгула анархии.. Не допущу конца государства нашего многонационального. Не дам развалиться силе и мощи. Не позволю, господа демократы! Вот будет у меня в руках эта штучка, все поставлю на свои места!

— Не будет, Дробот, кроме тюрьмы ничего у тебя больше не будет, так и помрешь в тюрьме.

Романова сплюнула и сняла телефонную трубку — вызвать конвой.

Грязнов очнулся от забытья, огляделся — кругом были только серые стены без окон со стальной дверью, запертой изнутри на замысловатый замок.

— У меня есть растворимый кофе в кабинете, пойду принесу вместе с чайником кипятка,— сказал он и пошел откручивать запор.

Но через минуту его рыжая голова снова показалась из коридора.

— Ребята,— заорал он с порога,— мы сидим в склепе, а там по улице танки идут! И бронетранспортеры!

Все вскочили со своих мест, но Грязнов влетел в помещение словно внесенный стремительным ураганом, перевернулся в воздухе, опрокинулся навзничь. Дверь поползла, открылась до отказа. На пороге стояло десятка полтора парней в пятнистых комбинезонах с «Калашниковыми» в руках — отборный отряд спецназначения КГБ СССР.