Дидье Дененкс - Детектив Франции 7

СТРАЖ БРАТУ МОЕМУ

В тот вечер посетителей было не много. И музыканты, как у них бывает в подобных случаях, играли без энтузиазма. Я бы так не переживал. По мне — чем меньше народу, тем лучше. Вышвыривать на улицу — более или менее аккуратно — по полдюжине субъектов за вечер — это в конце концов надоедает. Хотя вначале мне это нравилось.

Да, мне нравилось, мне доставляло удовольствие бить морду этим свиньям. Но за пять лет и этот вид спорта может осточертеть. Пять лет, и за эти пять лет ни один не догадался, ни у кого даже подозрения не возникло, что физиономии им каждый вечер разбивал полукровка, цветной. Да, сначала меня это возбуждало. И женщины, эти окосевшие от виски дуры, которых я запихивал в их собственные тачки, разодетые в пух и прах и до краев залившиеся спиртным. И так вечер за вечером, неделю за неделей. Пять лет.

За эту работенку Ник платил мне очень прилично, поскольку я неплохо держался и к тому же умел вырубить клиента тихо и без скандала. Свои сто зеленых в неделю я зарабатывал.

Посетители сегодня сидели спокойненько. Только двое в углу шумели. Но ничего серьезного. Те, что наверху, тоже вели себя тихо. Джим дремал за стойкой.

Там, наверху, у Ника, шла игра. По-крупному, конечно. И девиц туда заказывали, если было нужно. Там тоже пили, но случайных людей наверху не бывало.

Парочка в углу, какой-то худой субъект и потасканного вида блондинка, поднялись потанцевать. Пока я мог не напрягаться. В худшем случае посшибают столы и попортят себе физиономии, и тогда я их вежливенько усажу на место.

Я потянулся. Джим храпел все громче и громче, но музыкантов это не волновало. Я машинально поглаживал лацкан смокинга.

Мне больше не доставляло удовольствия набивать им морду, вот в чем все дело. Я привык. Я стал белым.

Я вздрогнул, внезапно осознав, в чем именно я только что признался самому себе.

— Плесни-ка мне, Джим.

— Виски? — пробормотал Джим, просыпаясь.

— Виски. Немного.

Я стал белым. Я женат на белой женщине. И у меня белый мальчуган. Мой дед по матери вкалывал докером в Сент-Луисе. Он был настолько черным, насколько только себе можно вообразить. Всю жизнь я ненавидел белых людей. Я прятался от них, я от них спасался. Но я стал на них похожим и перестал их бояться. Я забыл, что чувствовал когда-то, потому что перестал смотреть на мир глазами черного. Это преображение происходило медленно и незаметно, но в этот вечер я был уже не тот, что раньше, я был одним из них.

— Хоть бы они убрались… — сказал я Джиму.

Я вел разговор только потому, что мне необходимо было что-то делать. Мне нужно было слышать собственный голос.

— Да… — протянул Джим устало.

Он взглянул на часы:

— Еще рано.

— Без разницы, — ответил я. — Разок могли бы закрыться и пораньше. Много их там наверху?

— Понятия не имею, — сказал Джим. — Не все же поднимаются по парадной лестнице, многие идут через другой вход.

Танцующая парочка наткнулась на кресло и с грохотом полетела на пол. Женщина уселась, зажав нос рукой. От ее прически ничего не осталось, и вид у нее был совершенно обалдевший. Ее мужик лежал и ржал, как идиот.

— Выстави их, — сказал Джим. — Избавь заведение от этого безобразия.

— Ха, все равно народу еще полно, — буркнул я.

Я подошел к ним и помог женщине подняться на ноги. Потом взял под мышки мужика и установил и его в вертикальном положении. Весу в нем совсем не было. Очередной чемпион по комнатному бейсболу.

— Спасибо, киска, — заявил он.

Дама пустила слезу:

— Не зови его киской. Киска — это я.

— Ну да, киска, — повторил он.

— Не желаете ли отправиться домой? — предложил я.

— Нет, — заявил этот тип, — очень хочу.

— Я вас доведу до машины. Какого она цвета?

— О-о-о… Она там… — тип попытался найти какую-то точку в пространстве.

— Превосходно, — говорю. — Сейчас мы ее отыщем. Пошли, голубки.

Женщина повисла на мне:

— Эй, а вы сильный?

— Я сильней его… — запротестовал ее приятель.

И прежде чем я сообразил, что он собирается сделать, он заехал мне кулаком в живот. Идиот, одна кожа да кости, но дыхание у меня все-таки перехватило.

— Пошли, пошли, — говорю.

Я подхватил их под белы рученьки, слегка придавив мужичка. Он позеленел.

— Ножками, ножками, — продолжал я. — Нам пора в кроватку, будем паиньками.

— Я не хочу быть паинькой, — заявил субъект.

Я сжал его чуть сильнее. Он попытался вырваться. Безрезультатно.

— Пошли, пошли, — повторял я. — Знаете, уважаемый, именно таким образом я однажды сломал одному господину руку.