Алексей Травин: Тигровая балка

— Правильно говорил товарищ Сангинов, что жулики у нас обнаглели. Не они нас боятся, а мы их. Недавно я задержал пьяного хулигана — завмага Дусматова. Его выпустил товарищ начальник без всякого наказания. На другой день Дусматов оскорбил меня при гражданах. Я не стал с ним больше связываться и не буду, потому что бесполезно. Снова выпустят. Дусматов земляк товарищу Кабирову. И так во многих делах товарищ начальник боится обидеть своих приятелей.

После старшины пошли выступать один за другим. Высказывали все, что наболело на душе за многие годы. Кабиров сидел насупившись, бледный, расстроенный...

Участковые уполномоченные говорили, что они превратились в разносчиков повесток. Их предложения по работе не поддерживаются, а на сигналы, которые они получают от граждан и передают начальнику, он не реагирует, видимо, боится, чтобы не увеличилось количество преступлений и его не стали ругать за рост преступности.

Список выступивших на партийном собрании был рекордным. Кандидатуру Кабирова впервые за долгие годы пе выдвинули для тайного голосования. Единодушно поддержали Сангинова. Его избрали в партийное бюро а затем и секретарем партийной организации.

Все, что произошло на собрании, для Кабирова было неожиданностью. Он считал, что все это подстроил Сангинов. О! Как он его сейчас ненавидел!

Как ни странно, а Мирзоахмедов был доволен результатами собрания. Его не огорчило то, что коммунисты наряду с Кабировым критиковали и его и не избрали в партбюро.

«Так и надо,— думал про себя участковый уполномоченный. — Какой я секретарь парторганизации, если не мог делать то, что подсказывала мне партийная совесть, а всегда шел на поводу у начальника».

Мирзоахмедов радовался той правде, которая восторжествовала на партийном собрании. В душе-то он всегда был сторонником этой правды, да высказать ее смелости не хватало. Вез сожаления он смотрел на растерянное лицо начальника.

Многому научило это собрание и Вахоба Сангинова. Он в новом свете увидел своих товарищей по работе, понял, что на них всегда можно опереться. Они поддержат в любом трудном деле, но не потерпят ни малейшей фальши.

Какая-то новая, неведомая ранее сила и радость переполняли Сангинова. Хотелось сделать что-то большое, отблагодарить товарищей за цоддержку и доверие.

Кабиров после собрания заболел. Уехал в Душанбе на лечение.

* * *

Урак выздоровел. В Маргелане он отказался что-либо сообщить и его этапировали в Вахшский. К допросу Урака Сангинов тщательно готовился. Вахоб чувствовал, что

шофер знает всю цепочку преступных связей по расхищению шелка от коконов до ханатласа. Нужно было избрать такую тактику, чтобы преступник не замкнулся, а постепенно рассказывал все.

Урак зашел в кабинет Сангинова совершенно спокойно. Он изучающе посмотрел на лейтенанта. Без приглашения сел. Лицо у него было бледно, поросло черной щетиной, глаза презрительно улыбались.

Сангинов попросил шофера рассказать биографию. Тихо, монотонно Урак рассказал почти все, но о судимостях умолчал.

— Вы, очевидно, забыли сказать, что дважды были судимы? Расскажите, где и за что?

Урак понимал: запираться в том, что известно милиции, — глупо. О судимостях он умолчал не случайно. Хотелось разведать, что известно о нем лейтенанту. Ведь судили Урака в Узбекистане. Возможно забыли. Прошло так много лет. Урак рассказал и о судимостях. Пока лейтенант уточнял кое-какие детали биографии, Урак думал: «Интересно, что им известно о моих последних делах?»

— Расскажите о расхищения коконов в колхозе «Рассвет» и какое участие в этом деле принимали вы?

— Ничего мне о коконах не известно. Я работал шофером на ферме, возил в райцентр молоко, а к коконам не имел никакого отношения.

— Тогда послушайте, что говорит бригадир шелководческой бригады ваш друг Асриев: «Все излишки коконов из колхозного склада увозил шофер Закиров».

Асриев каким-то образом пронюхал, что Урак находится в милиции и, боясь разоблачения со стороны шофера, сам пришел к Сангинову. Он заявил, что на хищения коконов его подбил шофер. Тот завел знакомых где-то на шелкомотальной фабрике в Душанбе и отвозил коконы туда. Но бригадир многое скрывал, рассчитывая всю вину свалить на сообщника.

— Разве Асриев арестован? — удивленно спросил Урак.

— Это не имеет отношения к моему вопросу. Я прошу вас ответить.

Урак молчал, он напряженно думал. Ведь признаться в том, куда он возил коконы, значит навести на след других сообщников. Но, с другой стороны, Урак понимал, что легкое признание может насторожить лейтенанта... «Нет, надо еще потемнить...» — решил он.