Белинда Бауэр - Черные Земли

Эти мысли напугали Стивена. Чем выше он взлетает в мечтах, тем больнее будет падать. «Лучше ничего не ждать, да чуток получить», — повторяла обычно бабушка. Поэтому Стивен затушил фейерверки, и они погасли, оставив легкий дымок, как бенгальские огни в ведре с водой. Он почти физически ощутил этот запах влажной гари в сухой ноябрьской ночи. И впервые за последние несколько минут вновь осознал, что дышит.

И вот он снова на плато.

Поднялся сильный ветер, за плечами начали собираться тучи, и Стивен понимал, что для достижения славы надо поторопиться.

Руки у него дрожали, как у дяди Роджера, когда тот готовился опрокинуть стакан.

Стараясь не вспоминать о школьной фотографии Билли, где тот широко улыбался, показывая мелкие белые зубы, Стивен начал окапывать челюсть, пока та не подалась и не оказалась в руках.

Несколько долгих минут он тупо смотрел на нее.

Что-то было не так.

Все не так.

Стивен потрогал собственную челюсть, чтобы понять, как она соединяется с головой в районе уха. Найденная челюсть выглядела как и положено обычной челюсти — везде, кроме этого места. Она была слишком длинной. И зубы неправильные. Не аккуратные мальчишеские зубы, а длинные, плоские и желтые. Стивен провел пальцем по собственным нижним зубам. Коренные были только в глубине, а спереди — одни резцы. А у откопанной челюсти почти все зубы были массивными коренными, лишь в самой середке торчала пара острых резцов. Неправильные зубы.

Стивена снова затошнило, но на сей раз не вырвало. Навалилась усталость, а с ней и слабость, и он вдруг почувствовал, что эта жизнь, состоящая из ожиданий и разочарований, никогда не закончится, глупо было даже надеяться.

Челюсть-то овечья.

Конечно же, овечья. Плато кишело овцами, пони и крупным рогатым скотом, и они умирали здесь так же, как и жили, — кишмя. Их костей здесь больше, чем костей убитых мальчиков, в тысячу… да что там, в миллион раз.

Как мог он быть таким идиотом? Стивен огляделся, желая убедиться, что никто не видел его позора. Горечь разочарования блекла перед горечью утраты будущего, которое он вообразил себе так кратко, но так живо.

Стивен заставил себя подняться, выронил челюсть из ослабевших пальцев на жалкий клочок земли, у которого только что отвоевывал ее целых два часа. Поднял лопату и обрушил на овечью челюсть град ударов. Бил и бил, пока не устал. Челюсть развалилась на четыре части, зубы разлетелись в стороны. Стивен забросал кость землей.

Сдерживая слезы, Стивен закинул лопату на плечо и побрел домой.

Мистер Лавджой все бубнил и бубнил о римлянах, а Стивен все думал о своем. Как ни странно, не о футболе и не об ужине — о сегодняшнем уроке английского.

Умение писать письма. Древнее искусство.

У Стивена не было ни компьютера, ни — к стыду его — мобильного, зато у Льюиса имелось и то и другое, так что Стивен умел писать мэйлы и эсэмэски, хотя эсэмэски набирал так медленно, что Льюис частенько не выдерживал и выхватывал телефон, чтобы закончить сообщение за него. Это, правда, и вовсе лишало Стивена возможности попрактиковаться, однако, видя, с какой скоростью пальцы Льюиса шныряют по кнопкам, он прекрасно сознавал, какое раздражение должны вызывать его собственные жалкие усилия.

Но с письмами все обстояло иначе. Миссис О'Лири сказала, что письма у него получаются хорошо. Как настоящие.

Миссис О'Лири, похоже, уже забыла про письмо, вернувшись к своему всегдашнему едва-замечанию Стивена, — но сам он не забыл. Ему редко доводилось слышать похвалы, и потому он сидел теперь на уроке истории у мистера Лавджоя и вертел неожиданно обретенный самородок в голове, изучая его, любуясь отблесками света на его боках и, подобно всякому золотоискателю, прикидывая, чего может стоить находка.

Это умение смущало его. Будь его воля, он выбрал бы себе какой-нибудь другой талант — кататься на скейте или, скажем, играть на бас-гитаре, — но он был из тех людей, что не выбрасывают ничего, пока не определят возможной ценности предмета.

Он вдруг вспомнил, как лет в десять нашел у мусорного бака детскую коляску, всю переломанную, погнутую, точно ее переехал автомобиль. Уцелели только три колеса. Колеса были хорошие — с шинами из качественной резины и металлическими спицами. Это была шикарная вездеходная коляска — точно родители, приобретая ее, планировали вместе с младенцем покорять Эверест.

Стивен забрал колеса домой и сохранил. И хранил до тех пор, пока спустя год бабушка, возвращаясь от мистера Джейкоби, не сломала свою хозяйственную тележку. Тележка слова доброго не стоила: кошмарная клетчатая кошелка на двух хлипких металлических колесиках с резиновыми ободками, но бабушка тогда расстроилась: к тележке она привыкла, а теперь надо было покупать новую, а тележки вдруг вздорожали как сумасшедшие, да что говорить, нынче все дорожает.