Надя тут же подошла к зеркалу. Потускневшее от времени, местами с прозеленью стекло отразило ее от макушки до пяток. Высокая девушка, на вид чуть постарше своих девятнадцати лет, прямые плечи, заметная грудь, широкие бедра, но, в общем, за счет своего роста кажется тонкой и гибкой. Клевая внешность, в том смысле, что для сцены именно это и надо.
Надя причесалась, заметила на тумбе у зеркала белую широкополую шляпу с черно-серебристым пером павлина, тут же водрузила шляпу на голову, и зеркало послушно отразило уже не Надьку Казанскую из Челябинска, а, можно сказать, графиню или герцогиню — дивная шляпа, поля чуть не шире плеч, а павлинье перо покачивается и с него сыплются серебряные искры. Развеселившись от такого превращения в аристократку, Надя снова озорно и беззаботно крикнула в полный голос:
— Аким Петрович! Я уже совсем здесь!
Никакого ответа — спал Аким Петрович во хмелю или не мог услышать из Парижа?
Надя скинула шляпу и двинулась вглубь. Первая комната оказалась квадратной, большой и строгой по убранству. Кабинет — письменный стол, книжные полки, железный ящик в углу, на стенах афиши. На каждой счастливые лица красавцев и красавиц, поющих и танцующих на российской эстраде. Всех их Надя знала и могла узнать по голосам, даже если б ей глаза завязали.
Из этой комнаты в другую вели высокие белые, с большой и красивой бронзовой ручкой двери, Надя толкнула их, заглянула и разглядела в бледном свете, льющемся через окно, что это спальня, почти три четверти комнаты занимала громадная кровать. Наде показалось, что под бледно-зеленым блестящим покрывалом кто-то лежит. Она открыла дверь пошире, свет из кабинета упал на кровать, и стало видно, что в постели действительно спит Аким Петрович.
Надя уже собралась осторожно разбудить его, но слова вдруг застряли у нее в горле. Она не сразу поняла, в чем дело, только ясно было, что здесь что-то не так, и даже очень не так…
Аким Петрович лежал, точнее, полусидел на кровати, подложив под спину несколько подушек. Голова его слегка склонилась к плечу, руки были вытянуты по зеленому покрывалу, но это казалось нормальным.
Совершенно ненормальным было то, что правая сторона лица Акима Петровича залита густо-красной, уже застывшей на шее и груди кровью. Один глаз продюсера был закрыт, а другой щурился, поблескивая под ресницами, будто бы стеклянный.
«Мертвый! — жестко ударило Наде в голову. — Убит, застрелил кто-то!»
От ужаса у нее сперва закружилась голова и упало сердце, потом оно подкатило к горлу и гулко стукнуло в голове.
Надя ринулась в прихожую, вылетела на лестничную площадку и, забыв про лифт, обрушилась вниз.
Потом она вдруг как-то ослабла и в изнеможении плюхнулась на ступеньки, трясясь от страха.
Господи, что же делать-то? Хватать чемодан да мчаться обратно в Челябинск?! На чемодан наплевать, но и оставлять его там, в прихожей Княжина, тоже нельзя! Однако хуже всего то, что в квартире убитого, где-то там, лежат ее паспорт и кассета, без которых жить невозможно. Да к тому же не дай Бог, по этим уликам ее разыщет милиция.
Так-то оно так, попыталась успокоиться Надя, но ведь милиция еще не явилась. И неизвестно, когда явится. Аким Петрович в таком виде, может быть, целую неделю лежит.
Скорее всего Надя вряд ли набралась духу, чтоб вернуться, но за дверьми на площадке, где она примостилась, громко затявкала собачонка, послышались шаркающие шаги, бормотание, загремели запоры.
Надя вскочила и ринулась назад — на седьмой этаж.
Дверь оставалась приоткрытой. Надя потихоньку скользнула в квартиру и плотно притворила за собой двери.
Ничего страшного, решила она. Надо спокойненько собраться, взять чемодан, выключить свет и смыться отсюда куда подальше. А можно и в ванне выкупаться, куда, собственно, торопиться? Да и не в этом дело! Главное — паспорт выручить и видеокассету найти. она-то и составляла Надино богатство, а точнее — была пропуском в ту жизнь, ради которой Надя покинула опостылевшую Челябу! Кассета, стоившая Наде золотых колечек, итальянских кожаных сапог и бобровой шубейки: вот сколько она заплатила, чтобы снять на пленку, как она танцует и поет в сопровождении самого лучшего городского оркестра из ресторана «Большой Урал». Паспорт и кассету надо было найти, иначе ничего не оставалось, как позорно и бесславно возвращаться домой, где никто ее не ждет, кроме рано постаревшей матери, да и та собралась свою однокомнатную квартиру обменять на дом в деревне.
Читать дальше