Чингиз Абдуллаев - Разорванный август

Утром он успел купить небольшого плюшевого медвежонка в подарок сыну Нигяр и отправился на Нахимовский проспект, где остановилась его двоюродная сестра. Во дворе он присел на лавочку, ожидая, когда она выйдет. Утром Мурад перезвонил ей еще раз и подтвердил, что будет у дома в десять тридцать. Она предложила подняться, но он отказался. Зачем тревожить утром незнакомых людей? Будет правильно, если они посидят вместе с Нигяр и ее сыном в каком-нибудь кооперативном кафе. Да и времени у них не так много.

Он ждал довольно долго. Наконец дверь открылась, и из дома вышла женщина, с трудом передвигающая больные опухшие ноги. Она была в каком-то бесформенном платье и держала за руку мальчика. Мурад поднялся, испуганно замерев. Неужели Нигяр превратилась в эту безобразную полную женщину? Неужели она так сильно изменилась, ведь у них разница всего в полгода? Но когда женщина подошла ближе, он успокоился. Незнакомке было не меньше шестидесяти, и она вела за руку, очевидно, своего внука, который все время норовил вырваться.

Мурад даже улыбнулся, подмигнув мальчику, и не заметил, как из дома вышла другая пара. Высокая стройная молодая женщина с сыном. Он повернулся к ним и снова замер. Словно и не прошло столько лет. Она почти не изменилась – такая же подвижная, легкая, подтянутая, одетая в легкое светлое платье. Она ведь занималась художественной гимнастикой, еще когда училась в школе. Рядом солидно вышагивал сын. Мурад подошел к ним.

– Здравствуй дорогой Мурад, – расцеловала его Нигяр.

Он наклонился к племяннику и протянул ему медвежонка. Кажется, с игрушкой он немного перестарался. Такую можно подарить двухлетнему малышу, а не этому солидному шестилетнему парню. Но мальчик взял медвежонка и важно произнес:

– Здравствуйте, дядя Мурад, спасибо.

– Здравствуй, мой родной. – Мурад поднял ребенка на руки. – Какой ты большой и взрослый, Орхан! А я думал, что ты еще совсем маленький.

– Он сейчас вернется домой, – сказала Нигяр. – Он поздно проснулся, поэтому мы задержались, и еще не завтракал. А там тетя Нина сделала ему кашу.

– Может, он пойдет с нами и мы где-нибудь посидим?

– Мы посидим вдвоем, – улыбнулась она, – а он отправится домой кушать кашу. Сказывается пока разница во времени, вот он и проспал. У нас в Сибири уже вечер, а здесь пока утро.

– У нас в Сибири, – усмехнулся Мурад. – Ты стала настоящей сибирячкой.

– Конечно, сколько лет уже живем там, – рассмеялась Нигяр, отбрасывая назад волосы. И смех был такой же, как раньше. И длинные волосы, которые она собирала под цветные ленточки. Он никогда не позволял себе дергать ее за косички, хотя иногда ужасно хотелось это сделать.

– Пусть пойдет с нами, – еще раз предложил Мурад и повернулся к Охрану: – Хочешь пойти с нами?

– Хочу, – кивнул тот и шепотом добавил: – Я не люблю кашу.

– Тогда пойдем и где-нибудь посидим, – обрадовался Мурад, – хотя здесь, наверное, мы ничего путного не найдем. Поедем сразу куда-нибудь в центр. Не волнуйтесь, я вас привезу обратно.

– Поедем? – спросила Нигяр, обращаясь к сыну.

– Да, – радостно ответил он.

Мурад поспешил на улицу, чтобы поймать машину. Через полчаса они уже сидели в небольшом кооперативном кафе, где Мурад заказал всем блины со сметаной и медом. Мальчику блины явно понравились. Он с удовольствием их ел, облизывая губы. А Мурад и Нигяр почти не притрагивались к еде. Ему хотелось так много рассказать ей, узнать у нее все подробности ее жизни. Но времени было не так много. Они говорили как-то сумбурно, задавая вопросы и, не дослушав до конца ответы, задавая новые. Вспоминали счастливые детские годы в Баку шестидесятых годов, когда, казалось, весь город выезжал летом на приморские дачи, где играли в лото, собираясь с соседями за большими столами. В каждой даче, у каждой семьи стоял такой большой стол, за которым могли собраться не только сами хозяева, но и приглашенные соседи, друзья, приехавшие гости. Нельзя было готовить шашлык и не позвать соседей, нельзя было ужинать и не приглашать друзей.

Даже собаки на этих дачах были удивительно добрыми, ленивыми, спокойными. Среди сидевших за столами были люди разных национальностей. Тогда никого не делили по крови – азербайджанцы, армяне, русские, евреи, грузины, лезгины, татары, украинцы, немцы, поляки, проживающие в одном городе, вместе делили и радость, и горе. В этом городе было принято отмечать все праздники. Сначала католический Новый год, потом православный, потом новруз-байрам, весенний праздник весны, православную и еврейскую Пасхи, при этом куличи и маца раздавались всем без исключения, как и пахлава с шекер-бурой, приготовленная к весеннему празднику.