Алекс Ровира: Последний ответ

— Меня зовут Сара Брюне. Я француженка, но вот уже четыре года стажируюсь в Мадридском университете — заканчиваю диссертацию о Милеве Марич, первой жене Эйнштейна.

— Бедная Милева, — заметил Йенсен. — Она столько лет делала за Эйнштейна всю грязную работу, а потом была выброшена, точно окурок. Без ее расчетов Альберт не добился бы ни стипендии, ни докторской степени.

— Ваши утверждения ни на чем не основаны, — авторитетно возразил Павел. — Никем не доказано, что Милева всерьез участвовала в его расчетах. Вообще-то говоря, ей даже не удалось доучиться в Цюрихском политехническом институте, где она и познакомилась с Эйнштейном.

Француженка холодно взглянула на спорщиков, а потом добавила мягко, но убежденно:

— Она не получила диплома, поскольку наш славный Альберт ее обрюхатил и бросил. В те времена ребенок у незамужней женщины воспринимался как скандальная ситуация. Вот почему она оставила институт, но продолжала заниматься самостоятельно.

— Что же случилось с малышом? — спросил я.

— С малышкой, — поправила меня француженка. — Она появилась на свет в тысяча девятьсот втором, за год до того, как Милева и Эйнштейн поженились. Ей дали имя Лизерль — это уменьшительное от Элизы. Родилась она в сербском городке, где жила мать, в то время как Эйнштейн работал в патентном бюро в Берне. Полагают, девочка умерла от скарлатины год спустя.

— Быть может, вам для вашей диссертации будет интересно узнать, что на этот счет существует и другая версия, — возвестил Йенсен тоном триумфатора. — По данным самых современных источников, Лизерль не умерла на первом году жизни, а была передана в другую семью, на воспитание ближайшей подруге Милевы по имени Елена Савич.

— Я слышала об этой гипотезе, — невозмутимо отозвалась француженка. — Мол, девочке дали другое имя, Зорка Савич, и она прожила до тысяча девятьсот девяностого года.

В этот момент доктор физики будто утратил последние остатки терпения и заявил:

— Кому теперь, черт подери, важны эти сплетни? Мы говорим об отце теории относительности, об основоположнике квантовой физики, хотя сам он об этом и не догадывался!

— Вот потому-то нам и любопытна история Лизерль, — перешел в контратаку Йенсен. — Ведь вся она целиком состоит из загадок. Известно ли вам, что о ее существовании биографы Эйнштейна ничего не подозревали до восемьдесят шестого года?

— Это верно, — подтвердила Сара. — Всю свою жизнь Эйнштейн замалчивал рождение этой девочки, пока в конце концов его законная внучка не обнаружила связку писем Альберта и Милевы.

Редактор «Мистерие» уяснил, что его гипотеза получила поддержку, возвысил голос и изрек, не обращая внимания на высокомерные взгляды Павла:

— Я осмелился бы зайти еще дальше и задать участникам нашей беседы такой вопрос: вдруг первая дочь Эйнштейна не умерла в девяностые годы, до сих пор жива и хранит секрет, утаенный ее отцом? Не будем забывать, что всю Нобелевскую премию он передал Милеве, с которой к тому времени уже развелся. Вполне возможно, что его дочь Лизерль в последние дни жизни Альберта получила компенсацию иного типа. Например, «последний ответ».

Мне было почти стыдно слышать повторение собственных слов из уст этого шарлатана. Он, несомненно, слушал радиопередачу с моим участием. К тому же Йенсен говорил, не сводя глаз с бюста француженки.

— Даже если эта самая Лизерль, которая вас так интересует, до сих пор жива и является хранительницей какого-то научного секрета, все это кажется мне чистейшей выдумкой. Не думаю, что в свои сто восемь лет она еще способна передать его суть, — цинично добавил Павел. — Чтобы рассуждать о физике, господа, требуется ясная голова.

Эта отповедь была адресована не только директору журнала, но и Саре Брюне, да и мне самому, хотя я до сих пор не отважился и рта раскрыть.

Заново наполняя чашки, Йосимура заговорил примирительным тоном:

— Во время чайной церемонии споры не допускаются. Вам это известно? Разрешается говорить только на темы, привносящие гармонию в души участников церемонии, например о произведениях искусства или о том, как прекрасен мир в любое время года.

Сара откликнулась на это замечание широкой улыбкой. Она, по-видимому, тоже была рада отвлечься от неприятного спора. Я краешком глаза оглядел француженку и подумал, что в этой комнате она является олицетворением всей красоты мира.

Японец поставил на стол чугунный чайник и произнес:

— Теперь, когда вы успокоились, я расскажу вам красивую историю.