Антон Леонтьев - Ночь всех святых

Внезапно послышался грозный голос, и появился человек, в котором я узнала одного из главных деятелей новой России – главу ВЧК Феликса Дзержинского. Он влетел стремительным шагом, чем ввел в ступор проводивших обыск комиссаров низшего ранга. Те к тому времени обнаружили в тайниках груду золотых червонцев, вместительный сундучок, забитый сияющими драгоценностями, и студенческий тубус для транспортировки чертежей. В последнем находились вырезанные из рам полотна старых итальянцев.

На товарища Дзержинского эти мелочи не произвели ни малейшего впечатления. Стоило ему повести бровью, как мелкие комиссары исчезли, даже не прихватив с собой обнаруженные сокровища. Поличке и мне было велено убраться, и я ретировалась. «Личный секретарь» тотчас заперся в будуаре, я же осталась в коридоре, внимая беседе всемогущего Феликса и Прохора Тимофеевича.

Они говорили о черной библии! А еще о предстоящем ритуале, и что товарищ Ленин возлагает на церемонию очень большие надежды. Наконец завели речь о том, где хранится ужасная книга, и я возликовала. Но вдруг услышала крик.

Обернувшись, я заметила облаченного в черный кожаный плащ комиссара из свиты товарища Дзержинского. Только этот комиссар был мне знаком – он оказался одним из тех блестящих офицеров, что заявлялись вместе с Распутиным в наше имение. И он тоже узнал меня! Его глаза вспыхнули красным, а лицо стало трансформироваться в морду версипля. Клацая зубами, монстр кинулся на меня.

Я толкнула дверь и влетела в залу, где Прохор Тимофеевич и товарищ Дзержинский обсуждали секретные дела. Метнулась к сияющей куче обнаруженных в тайнике ценностей, выхватила большой серебряный крест, украшенный изумрудами и сапфирами, и метнула его в рычащего версипля.

Крест угодил ему прямо по лбу и пробил его, как будто это была не кость, а фанера. Монстр завертелся на месте, жалобно скуля, от него валил сизый дым. Серебро взяло верх!

Прохор Тимофеевич, завидев это, затрясся и бухнулся в обморок. А товарищ Дзержинский только хмыкнул, и его глаза вдруг запылали огнем. Он тоже был полудемоном!

Не дожидаясь окончательной трансформации, я подбежала к окну, швырнула в него стул и выпрыгнула через образовавшееся отверстие на улицу. А затем побежала как можно быстрее вверх по улице. Обернувшись, я заметила «железного Феликса» на фоне освещенного окна – фигура у него была человеческая, а вот морда волчья! Он явно не решался броситься за мной, потому что на улице, несмотря на поздний час, царило оживленное движение.

Но меня преследовали его верные сатрапы. Я плутала по улицам и переулкам, пока наконец не убедилась, что сумела оторваться от погони. И только потом заметила, что у меня слетела с ноги одна туфля, а одета я лишь в форму горничной. На улице же, несмотря на конец марта, стоял трескучий мороз.

В голове у меня всплыл адрес, продиктованный Оскаром Наттохдагом. Но в Москве я ориентировалась плохо, а час был поздний, я запросто могла стать жертвой если не версиплей, так грабителей и убийц.

Я подняла голову, пытаясь понять, где нахожусь, – и вдруг разглядела спасительную надпись. Я стояла на той самой улице, которая мне требовалась. До нужного дома было рукой подать.

Однако окна особняка оказались темны, как глазницы черепа. Я принялась барабанить в дверь, но никто мне не открывал. Я в изнеможении опустилась на ступеньки, чувствуя, что меня трясет от холода. А потом неожиданно для себя самой потеряла сознание…»

«Когда я пришла в себя, то поняла, что нахожусь в жарко протопленной комнате. Пылал камин, я лежала на софе, укрытая медвежьей шкурой. Перед камином кто-то стоял – спиной ко мне. Я издала тихий стон, и человек повернулся. Это был Оскар Наттохдаг.

Меня – без сознания и без признаков жизни – он обнаружил на крыльце дома, где жил, когда вернулся туда под утро. Оскар выкупал меня в горячей ванне, а потом растер тело коньяком сорокалетней выдержки. Я, конечно, заработала простуду, однако воспаления легких удалось избежать.

Узнав, что он видел меня нагой, я сначала смутилась, но потом успокоила себя, вспомнив, что молодой аристократ разделяет эротические пристрастия красного комиссара Прохора Тимофеевича и его Полички. Иначе бы последний не пригласил его на свой «сабантуйчик».

Видимо, поняв ход моих мыслей, Оскар расхохотался и пояснил:

– Я знал, что мне потребуется проникнуть в особняк красного комиссара, поэтому использовал его любовника. Однако, княжна, могу вас уверить, я отнюдь не разделяю его неестественных пристрастий.