Антон Леонтьев - Ночь всех святых

«Московское жилище Прохора Тимофеевича оказалось большим купеческим домом на Большой Никитской. Самого купчину, кажется, в одночасье расстреляли, и весь трехэтажный особняк с колоннами и гипсовыми сфинксами при входе, состоявший из полутора десятков комнат, предоставили в пользование красного комиссара. И его жены.

Я рассчитывала встретить в особняке манерную и капризную девицу – актриску, танцовщицу или, на худой конец, бывшую жрицу любви. И жена Прохора Тимофеевича действительно оказалась манерная и капризная. И уж точно знатная жрица любви. Только это была не она, а… он. Прохор Тимофеевич сожительствовал с белобрысым, смазливым, изящным юношей, бывшим студентом-ветеринаром, ставшим теперь личным секретарем красного комиссара. Он обожал отутюженную военную форму, скрипящую кожаную портупею и дамские духи. Звали «супругу» Аполлинарием, или, как нежно именовал его Прохор Тимофеевич, Поличкой.

Поличка царил в особняке на Большой Никитской безраздельно. Перечить ему было смерти подобно, возражений он не терпел. А если кто-то все же смел отстаивать другую точку зрения, его длиннющие ресницы начинали трепетать, бледное лицо заливалось пунцовыми пятнами гнева. А затем следовали истерика – и немедленное увольнение. Впрочем, поговаривали, что некоторых, кто уже слишком рьяно пытался спорить с Поличкой, пускали в расход. Прохор Тимофеевич в своем «личном секретаре», с которым делил будуар, души не чаял и был готов выполнять все его, пусть даже и сумасшедшие, желания.

Не ведаю отчего, но ко мне Поличка немедленно проникся небывалой симпатией. Видимо, узнав от своего «супруга», что моим отцом является один из великих князей, он решил сделать меня своей подругой и наперсницей.

Личностью Поличка был чрезвычайно болтливой, но именно это мне и требовалось. В своих откровениях он смешивал тривиальные дела с политическими секретами, которые доверял ему на супружеском ложе любимый комиссар. Я же фиксировала каждое его слово, собирала информацию.

И скоро узнала, что на день весеннего солнцеворота чрезвычайно узкий круг большевистского руководства планирует в Кремле некое тайное сборище. Прохор Тимофеевич был удостоен чести принять в нем участие, но в роли одного из статистов. Поличку же туда вообще не допустили, чем «личный секретарь» был чрезвычайно расстроен.

Я подбрасывала ему наводящие вопросы по поводу сего сборища, но молодой человек, похоже, и сам не знал, что именно должно иметь место. К тому времени я уже выяснила, что ни Поличка, ни Прохор Тимофеевич версиплями не были и человеческого мяса не потребляли. Однако, похоже, комиссар готовился к посвящению в твари – как раз на том красном шабаше.

Но наверняка там будет происходить не только этот обряд, ведь для превращения человека в версипля не требуется сатанинская библия. Она была нужна для чего-то ужасного и грандиозного. Для заключения пакта с дьяволом!

Прохор Тимофеевич был человеком крайне занятым – уезжал рано утром, возвращался поздно ночью. И сразу следовал в будуар, где ждал его покорный и игривый Поличка. Сам «личный секретарь» тоже не мог усидеть весь день на одном месте и частенько отлучался. Как мне показалось, он встречался с кем-то на стороне. Но амурные дела красных уранистов меня нисколько не занимали.

Более же всего меня занимал кабинет Прохора Тимофеевича. Убираться в нем можно было только под присмотром хозяина, и делать это требовалось очень быстро. Похоже, комиссар хранил в своем кабинете крайне важные и чрезвычайно секретные документы. А ключи от него носил в кармане шинели, не доверяя их никому, даже Поличке.

Так как мое привилегированное положение (я же стала почти подругой «личного секретаря»!) вызывало негодование и ревность со стороны прочей прислуги, я знала, что за мной очень внимательно наблюдают. И о любой моей промашке, вольной или невольной, более того, о любом подозрительном действии, реальном или мнимом, Прохора Тимофеевича тотчас поставили бы в известность. Поэтому мне требовалось соблюдать осторожность. Но именно это весьма ограничивало меня в моих шпионских затеях. А конец марта неумолимо приближался.

Только в начале месяца мне удалось, будучи абсолютно уверенной, что за мной никто не следит, сделать слепки с ключей от кабинета. Для этого мне в самый глухой час ночи пришлось босиком прокрасться в будуар, где на огромной кровати под балдахином, нежась в объятиях друг друга, почивали комиссар и Поличка.