Анатолий Безуглов: Трудный поединок

Георгий Робертович попросил прислать ему розыскное дело по заявлению Дунайского об исчезновении жены и сохранить это в тайне как от самого Валериана Ипатьевича, так и других работников МУРа. Через час дело уже лежало на столе Гольста.

Заявление Дунайского датировалось 29 августа 1936 года. По утверждению заявителя Нина Амирова покинула его двенадцатого июля.

Читая этот горестный документ, Георгий Робертович отметил про себя: почти семь месяцев Валериан Ипатьевич живет в тревожной неизвестности. Семь месяцев дум и сомнений: что же произошло, почему так несправедливо и обидно поступила с ним жена…

Дунайский писал, что она таинственно уехала в неизвестном направлении с каким-то человеком, которого он не знал, но в существовании его, однако, не сомневался. Никакой записки жена не оставила. Никого из знакомых (даже родную сестру) не поставила в известность, куда едет и почему. Покидая мужа, Амирова прихватила с собой все свои вещи, а также четыре тысячи рублей, принадлежавших Дунайскому, облигации займов на сумму три тысячи рублей, золотые часы Валериана Ипатьевича и многое другое.

Дунайский пытался разыскать жену. Писал ее матери, подругам. Но отовсюду приходил один и тот же ответ: Нина у них не появлялась, о ее местопребывании ничего не известно.

Вместе с заявлением Валериан Ипатьевич представил фотографии жены (он напечатал их в количестве 50 штук), чтобы помочь в розыске.

В деле было много всевозможных запросов, телеграмм. Но Амирова как в воду канула.

Георгий Робертович внимательно ознакомился с фотографиями Нины Амировой. На одной она была снята в фас, на другой вполуоборот, на третьей – в рост, в легком летнем платье, на четвертой – в пальто, с меховой муфтой, в которую она засунула обе руки. Сходство с сестрой было несомненно, только у Нины более тонкие черты, волосы слегка вились. Она выглядела привлекательнее Тамары. Впрочем, Кулагина в разговоре и не скрывала, что сестра куда красивее се.

Почти на всех снимках Амирова улыбалась. Как-то открыто, по-детски, чуть приоткрыв красиво очерченный рот, обнажив белые ровные зубы. И вообще, от всего ее облика на фотографиях веяло бесхитростностью, простотой. Впрочем, Гольст уже научился не особенно доверять внешности. Перед ним сиживали девушки с ангельскими личиками, уличенные в кражах, а иные подозреваемые с мрачными физиономиями, которые, если подходить к ним с точки зрения итальянского психиатра и криминалиста Ломброзо, должны были быть склонны к уголовным преступлениям, оказывались честными людьми.

Насторожило Георгия Робертовича то, что, судя по заявлению Дунайского, его жена, уходя, прихватила с собой деньги и ценности. Даже золотые часы мужа. Строить какие-то определенные версии на основании данных, имевшихся в розыскном деле, было еще рано. Хотя можно было выдвинуть кое-какие общие предположения.

Первое – Амирова действительно покинула Дунайского с кем-нибудь из поклонников, на которых намекал Валериан Ипатьевич, и тщательно скрывает свое местопребывание, чтобы муж не нагрянул и не закатил сцены или не натворил каких-нибудь глупостей.

Второе – Амировой нет в живых. Убийство тут или несчастный случай, пока остается только гадать. Главного – трупа Нины – нет. В этом случае для любого даже мало-мальски искушенного следователя становится очевидно: дело из тех, раскрытие которых сопряжено с невероятными трудностями. Можно строить сколько угодно и какие угодно версии и предположения, почва для этого самая благоприятная. А отработка слишком многих версий – это тяжкий и зачастую малопродуктивный труд.

Георгий Робертович снова набрал номер телефона МУРа, а точнее – Тыльнера. И задал ему вопрос:

– Георгий Федорович, вот тут, в розыскном деле об исчезновении Амировой Дунайский указывает, что жена его пропала двенадцатого июля. Так он что, почти полтора месяца до подачи заявления никому ни слова не сказал об этом?

– А кому приятно признаваться, что увели жену? – ответил Тыльнер.– Мужик он самолюбивый. Видать, стыдно было. Может быть, ждал. Думал, вернется, в ножки кинется…

– Но все-таки подал заявление,– заметил Гольст.

– Так ведь сами говорите – прошло полтора месяца. Значит, верх над стыдом и гордостью взяла тревога…

Пообещав заехать в МУР, Гольст сумел вырваться на Петровку, 38, только во второй половине дня. Ему хотелось самому ознакомиться с картотекой о различных происшествиях, зарегистрированных органами московской милиции за период, прошедший со времени исчезновения Амировой. Особое внимание Гольст уделил сообщениям и актам о никем не опознанных трупах.