Анна Малышева - Алмазы Цирцеи

– Что вы там роетесь?! Просили вас?!

Женщина, выронив пучок измятых нарциссов, молча вышла из комнаты.

– Не ори на несчастную женщину. Она и так сама не своя. – Александра осторожно присела на край постели рядом с подругой. – Скажи-ка лучше, ты не знаешь, куда вчера вечером увезли панно из отеля? Я думала, к тебе… Оно отправилось в неизвестном направлении, я знаю только, что это твой Константин Юрьевич похлопотал.

– Должны были везти его ко мне, – вяло, без интереса ответила Катя. – Но я-то уехала в клуб в восьмом часу вечера, а Костя позвонил в десять. Поставил перед фактом – надо, мол, срочно ко мне ящик переправить. В последний момент известил. Как всегда, делай, что его левая нога захочет… Ну, я вспылила, наговорила ему разного… В самом деле, это мне, значит, срываться с места, бросать людей, которые меня пригласили, весь вечер перечеркнуть, чтобы возиться с грузчиками и любоваться на этот громадный ящик, который тут даже ставить некуда! Короче, я сказала, чтобы искал другой склад.

– Ой, какая же ты дура… – протянула Александра, вцепившись пальцами в растрепанные волосы, покачиваясь взад-вперед, как от внезапного приступа головной боли. – Что же ты натворила?! Такую подножку мне подставила!

– Да ладно. – С отвращением оглянувшись на лежавшую у нее за спиной покойницу, Катя встала и одернула измятую блузку. – Вот о ней сейчас думать надо, а не о твоем панно. Представляешь, какие мне сейчас вопросы будут задавать?! Формально я – любовница Кости, она – законная жена. Может, я ее заманила к себе и убила, потому что Костя никак не мог решиться на развод?! Боже мой, а сам-то он… Он же еще ничего не знает?!

В кармане сумочки, болтавшейся у нее на локте, зазвонил телефон. Катя вытащила его и, взглянув на дисплей, страдальчески застонала. Ее прозрачные серо-голубые глаза округлились, словно от страха:

– Он! Отвечать, как считаешь?

– Ответь и сразу спроси, куда он отослал панно!

– Совсем с ума сошла?! – Катя раздраженно повернулась к подруге спиной и направилась к окну, прижимая трубку к уху. – Алло, да. Да. Нет, я вообще не спала. Ни с кем… Костя, дай сказать… Сейчас тебе будет не до ревности… Твою жену убили. Она здесь у меня, в спальне, на моей кровати лежит. Я вызвала милицию, и хорошо бы, чтобы ты тоже приехал. Мне очень страшно!

Даже до Александры долетел громкий возглас, раздавшийся в трубке.

Константин Юрьевич, опомнившись, все так же на повышенных тонах принялся сыпать вопросами, но Катя отвечала стереотипно: «Приезжай и сам увидишь!» Наконец она положила замолчавший телефон на подоконник.

– Явится через полчаса. Представляешь, он мне не поверил. Решил, что я его мистифицирую. – И сквозь зубы, как бы про себя выругалась: – Дурень!

Милиция приехала раньше Константина Юрьевича. Когда тот после недолгих переговоров с дежурившим в дверях милиционером все же попал в квартиру, вокруг тела, распростертого на кровати, кипела работа. Его первым привлекли для опознания и дачи показаний, и потому в гостиную, где сидели Катя, Александра и консьержка, ожидавшие своей очереди, он вошел необычайно молчаливым, пришибленным. Любовница бросилась ему навстречу:

– Она?! Костя, я ведь не ошиблась, это она?!

– Как это возможно? – Он заговорил медленно, обводя комнату отсутствующим взглядом и явно никого не замечая. – Утром, чуть свет, Варе кто-то позвонил по мобильному. Она сразу занервничала, заторопилась. Мне сказала, что едет в парикмахерскую, мастер перенес запись на девять. Еще восьми не было, когда Варя оделась, взяла сумочку и ушла. Я еще подумал – что-то тут не так, какая парикмахерская в такую рань? Как она оказалась у тебя?

– Да я сама не знаю! – Катя вдруг залилась слезами, прижимаясь к груди мужчины и напрасно пытаясь поймать его взгляд. – Я ее не приглашала! Ты мне веришь? Веришь? Как она умерла?

– Я забыл спросить…

Лицо этого стареющего красавца с мужественной внешностью, всю жизнь игравшего роли военных и разведчиков, некрасиво исказилось и стало похожим на расползшееся серое тесто. Александра смотрела на него с затаенным состраданием. Она не подозревала, что у этого «коммерции советника», как в шутку называла любовника Катя, еще остались какие-то чувства к жене. «Если это так, он должен ужасно страдать. На тот момент, когда я нашла тело Ивана, я уже совсем его не любила, только терпела… и все же мне было очень больно и жутко, как будто он мог меня в чем-то упрекнуть. А я ведь ему не изменяла, ни-ни, ни разу. Что же должно делаться с этим несчастным Костей, который даже заплакать не решается на глазах у любовницы, посторонних свидетелей и милиционеров?»