Анна Малышева - Алмазы Цирцеи

– А ты думаешь, я этого не понимала? – Катя косо взглянула на приятельницу и глубоко вздохнула. Она явно начала успокаиваться. – Отлично все видела, потому мне этот чертов развод и был до лампочки. И нервы я себе никогда на этот счет не портила. Правда, иногда хотелось, чтобы было меньше вранья и больше уважения, но что уж поделаешь… Чем-то приходится жертвовать. Но этой ночью он перегнул палку! Такого и ангел не вынес бы!

Из ее дальнейшего рассказа следовало, что актер сам позвонил ей в два часа ночи по внутреннему телефону и умирающим голосом попросил прийти, поухаживать за ним. Катя по опыту знала, что за предсмертным кротким лепетом не скрывается ничего серьезного – разве что учащенное сердцебиение, но поторопилась выполнить просьбу.

– Ведь я, несмотря ни на что, любила его и жалела! – Она заломила руки, будто пытаясь вывернуть свои тонкие белые пальцы, унизанные кольцами. – Я с ним оставалась, потому что у меня к нему чувство, а вовсе не из-за денег или престижа, или его связей, как все считают. Уж если на то пошло, я могла и другого кого-нибудь найти!

«И стоило бы, да никто на горизонте не появлялся», – иронизировала про себя Александра, хорошо осведомленная обо всех подробностях личной жизни подруги. Она понимала, что та давно уже пала жертвой самообмана, убедив саму себя, что деньги любовника ей не нужны и она принимает их из одолжения. На самом деле деньги и были цементом, так прочно связавшим этих двух людей.

– Представь теперь мои чувства. – Спрыгнув с дивана, Катя нервно заходила по номеру, пиная попадавшиеся ей под ноги разбросанные вещи. – Я прибегаю к нему среди ночи с нитроглицерином, валокордином и с какой-то еще подобной гадостью – из-за него всегда вожу с собой запас, вся косметичка пропахла. Накапываю лекарство в стаканчик, вожусь с ним, утешаю, чуть за ухом не чешу, как кота… И вдруг вижу – на тумбочке, в изголовье кровати, огромный портрет почившей супруги! Художественное фото, да еще в черной рамочке!

Александра отвернулась, скрывая невольную улыбку. Она вообразила, как отреагировала эмоциональная Катя на портрет, и посочувствовала соседям, оказавшимся волей случая за стеной.

– Конечно, я устроила скандал. – Катя распахнула балконную дверь и потянулась, вдыхая свежий сосновый воздух, ворвавшийся вместе с солнцем в душный прокуренный номер. – Высказала все, что накипело, – и про его великую любовь, и про житие этой горькой страдалицы, и про носки с макаронами, которыми он меня все попрекает, как будто я носки штопать не умею и макароны не ем! Дал бы мне свои дырявые носки – и я бы штопала! Да только нужды в этом нет, так что ж комедию-то ломать?! Кажется, давно уже состоятельный человек, а все ему эти дырки покоя не дают!

– Портрет, держу пари, ты расколотила? – предположила Александра.

Ее радовало уже то, что подруга заметно ожила. Катя даже начала понемногу одеваться, отыскивая предметы одежды среди неизбежно сопровождавшего ее в поездках беспорядка. Натянула джинсы, сорвала ночную рубашку и влезла в свободную шелковую блузку. Подойдя к трюмо, женщина поморщилась, осмотрев свое распухшее лицо и принялась массировать его с кремом.

– Ну что ты, – обращаясь к своему отражению, бросила Катя. – В былые времена, может быть, я бы так и сделала, но Варвара все-таки умерла… Портрет я не тронула… Но стаканом в Костю запустила. Попала ему в лицо… – И, прищурившись, добавила: – В общем, я и метила в лицо. Уж очень он меня достал своей святой женушкой, которая всю печень ему проела.

Александре не удалось выяснить, сильно ли пострадал артист в результате этого неожиданного нападения. В любом случае, рассудила она, это было неважно, так как даже самый легкий синяк или царапина имели бы огромный резонанс. Бобров относился к своей постепенно увядающей внешности трепетно, как заядлая кокетка, его приводил в ужас каждый новый знак подступающей старости – морщинка, складка, отвисшая кожа… Катя признавалась подруге, что покупает для него самые дорогие и эффективные кремы, которыми он втайне мажется, не желая прибегать к такому радикальному средству, как пластическая операция. Это было несколько странно, потому что актер давно уже стал коммерсантом в большей степени, чем служителем искусства. Внешность не играла роли в его карьере… Но видимо, причина психоза крылась глубже, чем просто в страхе остаться не у дел. Стакан, пущенный в лицо, должен был перечеркнуть все многолетние старания Кати полностью завоевать сердце любовника.