Telly - Бог огня

Что-то с ней произошло.

Глядя на заляпанную кровью сигарету, вибрирующую в нервных пальцах, она успокоилась. Успокоилась совершенно. Напряжение последних недель схлынуло.

— Господи, как все просто, — прошептала она. — В конце концов смерть — это не более чем чисто художественный акт. Такой маленький перформанс.

Она повеселела. И решила, что завтра впервые за последние три недели сядет за руль своей машины, без дела стоявшей под окнами.

В унисон с ее новым настроением хлопнуло шампанское.

Маэстро с напряженным лицом продолжал курить, алчно затягиваясь, — должно быть, сигарета пропиталась кровью и намокла.

Город не успел за ночь остыть от страшного зноя: даже ранним утром чувствовалась духота. Зной и тополиный пух — приметы этого кошмарного лета. Пуха столько, что кажется, будто на город обрушился снегопад.

Хромая собака по имени Сонька, жившая в старом семиэтажном доме, в квартире одинокого человека, зарабатывавшего на жизнь исполнением на трубе похоронной музыки, слонялась по двору в ожидании хозяина, но вдруг насторожилась, подняла голову. Ее чуткий нос пришел в движение: в привычные запахи двора вплелся какой-то новый, Соньке смутно знакомый. Исходил он от женщины, выходившей из крайнего подъезда. На вид ей было лет тридцать пять. Выше среднего роста, неплохо сложена. Походка у нее мягкая и плавная, типично кошачья.

Запах был смутно знаком и связан с чем-то приятным. Да, этот особый аромат был принадлежностью и опознавательным знаком той женщины, которую Сонька однажды видела на кладбище, — в тот самый день, когда хозяин, расщедрившись, накормил ее удивительно аппетитным сухим кормом.

Сонька чувствовала что-то неладное. Прошлой ночью она гуляла во дворе и видела: в потемках какой-то мужчина вертелся около машины, в которую теперь садилась женщина. И потому Сонька начала жалобно подвывать, надеясь предостеречь женщину, но та не обратила на собачий голос никакого внимания, открыла дверцу и уселась за руль.

Женщина вставила ключ в замок зажигания и долго смотрела, как покачивается на цепочке брелок, потом подняла взгляд и вздрогнула.

Перед машиной, опираясь рукой о капот, стоял высокий светловолосый человек.

Он приложил палец к губам: Тсс-с, не шевелись, не делай резких телодвижений — так она растолковала этот жест, и рука, потянувшаяся к ключу, повисла в воздухе.

Человек подошел к левой дверце и постучал согнутым пальцем в стекло: открой. Она подчинилась. Человек вынул ключи из замка зажигания, открыл капот.

Чем он был занят, она не видела — сидела, прикрыв глаза, терпеливо ждала — но чего? Она и сама толком не знала, просто сидела, погружаясь в ватный, какой-то лунатический транс, К действительности ее вернул голос, раздавшийся откуда-то из немыслимого далека.

— Аутодафе отменяется. — Светловолосый тщательно протер платком испачканные маслом руки, задумчиво покачал головой и добавил: — Пока отменяется. До лучших времен.

— До каких? — спросила она не своим голосом.

— Там видно будет.

— Ты собирался приготовить из меня шашлык?

— Шашлык? — удивленно переспросил он, поглаживая крышу автомобиля. — Да нет. Я имел в виду какое-нибудь блюдо-гриль. Женщина средних лет, поджаренная на открытом огне... С аппетитно хрустящей; корочкой. Что-то в этом роде. Если бы ты включила зажигание, твоя машина моментально превратилась бы в жаровню.

Она усмехнулась и кивком указала на сиденье:

— Садись, есть разговор.

— Да-да, разговор, — кивнул он, занимая место справа от водителя. — И догадываюсь о чем... — Он умолк, заполняя долгую паузу стуком пальцев, отплясывавших на крышке бардачка ритмичную чечетку. — Я мог бы сделать эту работу давным-давно. Случаев за это время было предостаточно. Но всякий раз меня что-то останавливало.

— А мне говорили, что ты профессионал...

— Во-первых, — продолжал он, пропустив ее реплику мимо ушей, — я привык иметь дело с сильными, здоровыми и опасными людьми, — он бросил короткий взгляд на женщину. — А ты производишь впечатление слабой, больной и беззащитной... Ты похожа на больного котенка. — Он помолчал. — Вообще в тебе есть очень многое от кошки.

— Да? — изумилась она, — Что именно?

— Ну-у... — неопределенно протянул Он, словно ловил ускользавшую мысль. — Походка, например. Ты очень мягко и плавно ставишь ногу, словно прощупывая надежность опоры. Особая пластика — в твоих движениях нет резких углов, импульсивных всплесков. Такое впечатление, что ты лепишь свои движения из мягкого пластилина. И в то же время в тебе чувствуется поразительная реактивность — малейшая, даже очень невнятная опасность заставляет тебя напрячься и выпустить коготки... И даже имя у тебя кошачье.