Василий Казаринов - Тень жары

– У меня в машине бак пустой, — объяснил он. — До Кащенки бензина не хватит. Пошли, я тебя подброшу по старой дружбе.

Нет, милый друг, у нас сегодня другой маршрут — мы держим курс на Дом с башенкой; сейчас купим водки, рис и немного изюма у меня с собой, наварим кутью — мы ж так и не помянули нашего Францыча.

Я сразу отправилась на кухню готовить. Рис без соли варить, но, кажется, недоваривать. Подмешать немного изюма… Мед туда нужно класть? Кажется, нет — медом будто бы смазывают постные блины. Блинов не будет: с тестом морока, обойдемся и так.

Потом я протерла от пыли круглый стол, поставила две тарелки, стопки. Панин, задрав голову, изучал потолочную живопись, частично обвалившуюся.

– Вообще-то… — задумчиво произнес он, — будь этот сюжет не в твоих бездарных руках, способных только китч месить, а в моих… Я заставил бы эту прелесть, — он послал детям, разбегающимся по полянке, приветствие, — заставил бы эту прелесть медленно осыпаться, понимаешь? Главное — медленно. По ходу развития коллизии, понимаешь? Чтобы существовал в тексте такой скрытый, подспудный план медленного распада. Как это было бы изящно и красиво!

– На то ты и графоман, — грустно ответила я.

Панин уже смотрел в рюмку, шумно втягивал носом воздух, набирая его побольше в легкие, — чтобы потом было что выдохнуть.

Рука его повисла в воздухе. Моя — тоже.

Мы оба услышали звук.

Транскрибировать его можно примерно так: "кряк!"

Именно такой звук издает снежная доска на склоне, когда собирается треснуть, обломиться и с грохотом уйти вниз.

Мы оба слишком хорошо знали этот звук. Услышав его, надо бежать куда глаза глядят.

Секунду мы пребывали в состоянии оцепенения. Секунды нам хватило. Панин подал сигнал мне, а я — Панину.

– Ат-т-т — а-а-а-с! — заорали мы хором.

Только потом я по достоинству оценила сноровку и реакцию Панина — он принял единственно верное решение: схватил меня за шкирку, выдернул из-за стола и увлек в левый, ближний к окну угол, закрыл голову руками.

Придя в себя, — после того, как отгрохотало — мы первое время ничего не видели: облако белоснежной штукатурной пыли еще долго клубилось и шевелилось в комнате.

– А еще говорят, что беллетристика не способна влиять на окружающую жизнь, — отметил Панин, глядя в потолок, ритмично разлинованный тонкими несущими реечками, обнажившимися на месте нашего старого доброго неба. — Нет, литература все-таки заметно видоизменяет формы жизни, точно так же, как "Смирновская водка" — видела этот замечательный клип по телеку, а рыжая?

– Это все ты! — кричала я, тряся Панина за плечо; пыль из него летела густо, как из ковра, ни разу в жизни не битого палками во дворе. — Это ты сочиняешь путаные романы, в которых ни черта понять невозможно! Это все твои графоманские штучки!

Комната производила жуткое впечатление; разгром царил такой, будто в Дом с башенкой заглянуло на минуту землетрясение — прошлось, прогулялось и тихо удалилось громить наш Агапов тупик дальше.

Кое-как мы навели порядок. Панин стаскивал куски штукатурки на кухню, я подметала. Когда он нес очередную порцию строительного мусора, я случайно глянула на его часы: огромный циферблат, рядом с "тройкой" — окошко, в котором стоит цифровой знак дня.

– Какой сегодня день? — внутренне похолодев, спросила я.

– Да, вроде, среда… — ответил Панин, сверившись с часами, и вдруг умолк. — Слу-у-у-шай! Такое дело надо отметить! По полной программе.

В запасе у нас оставалось не более двух часов — если, конечно, "брат Йорген" чего-то не напутал.

"Полная программа" вылилась в то, что мы потратили все имевшиеся у нас средства до последней копейки, накупили напитков и разных вкусностей, заскочили домой, прихватили пуховики. Пока Панин искал надувной матрац и плащ-палатку, я дозвонилась Зине и умолила его сбежать с работы. Пусть ждет нас на улице у метро "Кропоткинская" — кажется, его экологическая контора расположена в том районе.

Очень хорошо, что, покидая Дом с башенкой, я прихватила с собой остатки кутьи. Кастрюлю с постным рисом, тарелки, столовые серебряные приборы, продукты и напитки я упаковала в большую теннисную сумку — гулять так гулять.

Я села за руль — друг детства принял рюмку еще дома. Вместе с сумкой он зачем-то прихватил пишущую машинку и усиленно продолжал "принимать" по дороге. Зину он моментально приобщил к этому занятию. Виделись они всего один раз и то мельком — когда Серега чинил подъемный механизм в дверце Гакгунгры. Теперь они очень быстро прониклись друг к другу искренней симпатией — еще бы: расположились на заднем сидении и с промежутками в пару минут поднимали тосты за Любимый Праздник населения Огненной Земли.