Василий Шахов - Тень Уробороса.Фарс

— Ну, и что у нас здесь? А, встречаешь! Встреча-а-аешь! — Алан Палладас небрежно потрепал холку лохматого пса.

Соскучилась псина. День за днем в четырех стенах сидеть, мечтая о прогулках, редких и коротких…

Прыгает зверь, веселится. Ему бы на волю, за полярный круг. Туда, где станет пес носиться вволю и спать в сугробах. С такой шерстью разве замерзнешь? Ему там раздолье. А вот не суждено: подопытная скотинка он у шуткаря-биохимика.

Отчего шуткаря? Да в двух словах и не расскажешь.

Одно известно — знай Палладас, чем все кончится, то бросил бы свои эксперименты, а записи до единой уничтожил. И результаты…

За решеткой клети в небольшом загончике лежало странное существо.

При виде хозяина оно задрожало. Не от страха, ведь не был Палладас деспотом-живодером и в душе жалел несчастную тварь. Однако не имелось иного выхода у биохимика, кроме как проверить действие вещества на человекообразном. Не ради кошек и крыс корпел он денно и нощно над мудреными формулами…

Синтетический матрас и пол в загоне заваливали клочья свалявшейся шерсти. Но не пухово-белоснежной, а коричневой, по виду похожей на пальмовую «дранку» или высохшие волокна оболочки кокосового ореха. Шерсти обезьяны.

Ученый присел на корточки и отодвинул от себя морду пыхтящего пса. Лохмач заскулил, облизнулся, нетерпеливо потоптался, чтобы убедиться в человеческой несговорчивости. Не обратили на него внимания, и тогда пес, подогнув под себя хвост, уселся поодаль. Совсем неинтересно было ему смотреть на соседку-обезьяну, которая жила с ним бок о бок уже не одну неделю. Насмотрелся вдоволь. Вот погулять бы!..

Мало теперь похожее на орангутанга, да и вообще на какое-либо животное земной фауны, существо в загоне перевело взор мутных темных глаз с собаки на человека. И что-то простонало. Из-под остатков его клочковатой вылезающей шерсти пробивался белый пух.

— Ну-ну! — поднимаясь, заключил мужчина и снова отпихнул от себя навязчивого великана-пса, который возомнил, будто с ним сейчас пойдут гулять.

Палладас взял со стола стереокамеру, вошел в загон и сделал несколько снимков болеющей твари. Затем долго сравнивал результаты. Новые с предыдущими — вчерашними, позавчерашними…

Ученый одобрительно покрякивал: удавался эксперимент, и еще как.

А когда брал у подопытной твари кровь, та даже не шелохнулась. Лишь по-прежнему постанывала слабо, скулила, что собака.

— Потерпи еще, давай-ка! — ободрил ее Алан, прикладываясь к окуляру микроскопа. — Хорошо у тебя все, не переживай!

Тварь словно поняла — вздохнула.

Загудели разъезжающиеся створки дверей лаборатории.

— Па! — послышался девичий голос. — Фу! Ну здесь и вонь! — по плечу биохимика осторожно постучали тонкими пальчиками: — Па, подкинь монеток, очень нужно!

Палладас оглянулся и увидел дочь. Высокая, тоненькая пятнадцатилетняя красавица с серо-голубыми глазищами и густыми темными волосами — точь-в-точь того же оттенка, что и у него. Ну, может, и не красавица. Но мила бесподобно.

Мотнул головой в сторону висящей в открытом шкафу куртки — возьми, дескать, сама, сколько надо.

Уходить девчушка не торопилась, даже основательно опорожнив отцовский бумажник.

— Бедная Макитра! — сказала она, а сама пристально рассматривала мутанта и морщила при этом нос.

— Бедная, бедная, — согласился отец. — Все-таки, Фи, это первый опыт на крупном теплокровном… Любой сюрприз… — Палладас, кряхтя, вывалил из рюкзака несколько пачек собачьего корма — сухого, в пачках, и консервированного, в пластиковых контейнерах, — любой сюрприз не исключен…

— А в собачьем виде она будет даже ничего… Может, и не надо ее потом — обратно?

— Обезьяну брал — обезьяну надо и вернуть… — категорически-строго отрезал Палладас. — И не мешай мне, Фанни! Видишь же — у меня работы навалом! Иди себе, куда шла…

Как загипнотизированная, смотрела Фанни на линяющее бело-бурое существо. Очень медленно проговорила по наблюдении:

— Странные эти приматы… До того на человека похожи, аж стыдно! За обезьян… — и, очнувшись, снова защебетала: — Пока, па! Спасибо за моральную, — (взмах банкнотами) — поддержку!

— Давай, давай! Не загуливайся там долго: сегодня же мать приезжает…