Алексей Котрунцев - Последний грех

Дома мальчик ничего не сказал. Когда мать спросила, почему у него опух нос, соврал, что одноклассники случайно толкнули его в стену. Мать покачала головой, но сомневаться в словах сына не стала: «Дети — что поделать. Любят и пошалить».

К удивлению ништры, впрок наука лоху не пошла. На следующий день он опять ничего не принес. Это был нонсенс. Пнув его пару раз, хищники неожиданно отстали и посоветовали заказывать могилу. На ближнем кладбище. Оставлять его в покое никто не собирался.

Утром следующего дня по классу пошел шепот.

— Сегодня Щучку чморить будут! Шнырь так сказал. Говорят, каюк ему. Пойдешь смотреть?

— А куда?

— Возле разломанного барака. Только ты это… никому там не трепи. А то мне Шнырь сказал, чтобы я молчал.

— Да я, бля буду — никому!

Убойная информация до Юрки, так и не дошла. Хотя по злорадным взглядам одноклассников он чувствовал, что что-то не так. Но прошел целый день, а все было нормально и, даже на крыльце не было ни одного ништрогона. Убедившись из окна, что это, действительно так, Юрка спокойно вышел из школы и привычно поплелся домой. В голове была каша из воспоминаний о старой школе, замечание классной руководительницы и слезы матери, что отцу все еще не выдали до конца зарплату. О вчерашней разборке он даже не вспоминал. Проходя мимо разрушенного барака, Юрка не обратил на него внимания — все, как обычно. Но пущенный вслед камень, больно врезавшийся в спину, тоже был оттуда. Мальчик вскрикнул, и тут же — второй заставил его потерять равновесие.

— Ой!

Он почти упал, но вовремя выставил руки. И все равно упал. Мощный, всей ступней, удар по спине с силой впечатал Юрку в грязь. Громкий хохот ознаменовал прелюдию. Еще не видя — кто, он уже слышал голоса: Шнырь, Синий, Димок.

— Чмо, вставай!

Хищники окружили его, на голову полетели харчки и окурки. Но чмо не поднимался. Парализованный страхом, Юрка решил терпеть, во что бы то ни стало. Он сжался — мысленно и физически, иного пути жертва не знала. Но у ништры были свои планы. Здесь, где не было ни школьного сторожа, ни учителей, а лишь глаза злорадных зрителей-одноклассников, мучители устраивали шоу. Унизительное зрелище морального распятия стаей одиночки.

— Что? Оглох?! — Удар сбил дыхание. — Падла, тебе говорят — вставай! Потрещим сейчас, какой ты герой! И, как ты свой долг собираешься отдавать.

Юрка медленно, но все же встал и, словно щитом, прикрыл живот портфелем. Синий пнул по нему, учебники, будто птицы, резко выпорхнули и расставив белые крылья, приземлились в грязь. На Юркины глаза навернулись слезы. Почему-то в этот момент он больше всего ненавидел не этих ублюдков с накладными фиксами в зубах, а собственных родителей. «Это они лишили меня нормальной жизни, и они привезли меня сюда, и они сделали меня чмо. Я ничего не буду делать. Пусть эти отморозки изобьют или даже убьют меня, но я не побегу. Может, только у гроба мать или пьяный отец раскаются и зарыдают. Только ничего уже не вернешь, я умер».

— Я вам ничего не должен! И денег вы больше не получите! — Подняв ладони к лицу, и все же с вызовом, он смотрел на истязателей.

— Чего?!

Второй удар Синего пришелся в переносицу. Юрка среагировал, но кулак оказался быстрее. Теплая кровь брызнула на пальцы. Он покачнулся и опять услышал издевательский хохот — уродливый признак превосходства.

— Синий, ну ты что — в натуре, все сейчас один решишь. Дай, бля, я ему с ноги впишу. Подержите меня, пацаны.

Оперевшись руками на плечи приятелей, Димок в прыжке ударил жертву ногой. Удар пришелся прямо в лоб. Юрка уже не защищался, стоял, качаясь от предыдущего нокаута и не понимал, что происходит. Еще один свалил на землю. И еще. Он был готов, что его будут бить, пока его не убьют. Но ништрогоны вдруг замерли. Сигнал клаксона заставил открыть глаза. Из черного лимузина на обочине выскочили незнакомые мужчины и побежали в их сторону. Голова кружилась, а звуки казались нереальными, будто из-под толщи воды. Юрка увидел, что его обидчики вдруг дали деру, и значит, ему тоже стоило убежать. С трудом поднявшись на колени, он услышал, как незнакомцы кричали ругательства. Один подошел к нему, наклонился и участливо заглянул в глаза.

— Ты как, цел? Ничего, все пройдет. Вставай, мы тебя к врачу свозим.

Мерседес стоял у черного входа ДК. Самолкин сел в салон, достал платок и, утирая лоб, перевел дух.

— Давай, поехали уже.

Водитель, парень из губернаторского гаража, лишних вопросов не задавал — машина мягко тронулась с места. Альберт опустил тонированное стекло и повернул голову. Пейзаж депрессивных кварталов — бесконечный лабиринт убогих хибар. Дом культуры, где он только что блистал красноречием, возвышался над ними, как великан среди лилипутов. Здание почти скрывало вид металлургического комбината, но скрыть все ему было неподвластно.